МИХАИЛ ЛУКОНИН
ИЗБРАННАЯ ЛИРИКА
Библиотечка избранной лирики
Издательство «Молодая гвардия, Москва, 1965
Scan, OCR, SpellCheck А.Бахарев
Содержание
От составителя. Владимир Цыбин
Коле Отраде
Приду к тебе
Лето
Отступление
Про это
Нежность
В поисках нежного человека
Утро
На перевале
Спите, люди
Обелиск
Основные книги М.К. Луконина
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
Михаил Луконин вошёл в поэзию твёрдо и основательно, со стихами
мужественными и нежными. Это были стихи о не защищённом от пуль солдатском
сердце. Такое же незащищённое, легко ранимое было сердце у поэта. Вот почему
он написал: «Стихотворению форма нужна такая, как на красноармейце».
Время и поколение определялись в луконинской поэзии как самое главное, как самое коренное. Трагизм многих стихов М. Луконина — мужественный по-
солдатски, в нем нет ни грана фальши и рисовки, поэт писал по «мандату
сердца» — только то, что велели ему его память, его жизнь, его вдохновение. А
вдохновение музы М. Луконина умное и доброе. Вот почему из его стихов встаёт
удивительно нежная и отзывчивая биография сердца.
Да. Это было всё со мною,
Я помню, было.
Тяжёлой пулей разрывной меня подмыло.
Но на поверхности земнойя здесь упрямо.
Я только не хожу домой.
Прости мне, мама.
Это стихи-обелиски, стихи-памятники, поставленные поэтом в другом, внимательном сердце, которое мы зовём читательским.
Темы луконинской поэзии разнообразны, но всё же ярче всего и весомей
обозначен в ней четырёхугольник: война, любовь, мужество, земля.
Поэзия М. Луконина очень заметно влияет на молодую поэзию, и, пожалуй, вряд ли назовёшь какое-либо значительное поэтическое явление среди новых
поэтов, на которое не повлияло бы мощное «магнитное излучение» его поэзии.
В последних стихах М. Луконина еще сильнее зазвучали большая, добрая
человечность, тончайший лиризм и поиски нежного, отзывчивого сердца
человеческого:
Спите, люди, сном предутренним одеты,
Отдыхайте
Для работы,
Для игры,
Привязав на нитке дальние ракеты,
Словно детские зелёные шары.
Сердце поэта живёт не защищённым от всего, что есть в жизни. Но зато
стихи его защищают всё самое высокое и чистое, что есть в человеке. Такой
была русская классическая поэзия. Многое от неё есть и в поэзии Михаила
Луконина.
Владимир Цыбин
Коле Отраде
Я жалею девушку Полю.
Жалею
За любовь осторожную:
«Чтоб не в плену б!..»
За:
«Мы мало знакомы»,
«не знаю»,
«не смею»...
За ладонь,
отделившую губы от губ.
Вам казался он:
летом —
слишком двадцатилетним,
Осенью —
рыжим, как листва на опушке,
Зимою —
ходит слишком в летнем,
А весною —
были веснушки.
А когда он взял автомат,
вы слышите?.. —
Когда он вышел,
дерзкий
такой,
как в школе,
Вы на фронт
прислали ему
платок вышитый,
Вышив:
«Моему Коле!»
У нас у всех
были платки поимённые,
Но ведь мы не могли узнать
двадцатью зимами,
Что, когда
на войну уходят
безнадёжно влюблённые,
Назад приходят
любимыми.
Это все пустяки, Николай,
если б не плакали.
Но живые
никак представить не могут:
Как это, когда пулемёты такали,
Не встать,
не услышать тревогу?
Белым пятном
на снегу
выделяться,
Руки не перележать
и встать не силиться.
Не видеть,
как чернильные пятна
повыступали
на пальцах,
Не обрадоваться,
что веснушки сошли с лица?!
Я бы всем запретил охать.
Губы сжав — живи!
Плакать нельзя!
Не позволю в своём присутствии плохо
Отзываться о жизни,
за которую
гибли друзья.
Николай!
С каждым годом
он будет моложе меня,
заметней.
Постараются годы
мою беспечность стереть.
Он
останется
слишком двадцатилетним,
Слишком юным
для того,
чтобы дальше стареть.
И хотя я сам видел,
как вьюжный ветер, воя,
Волосы рыжие
на кулаки наматывал,
Невозможно отвыкнуть
от товарища
и провожатого,
Как нельзя отказаться
от движения вместе с Землёю.
Мы суровеем,
Друзьям улыбаемся сжатыми ртами,
Мы не пишем записок девочкам,
не поджидаем ответа...
А если бы в марте,
тогда,
мы поменялись местами,
Он
сейчас
обо мне написал бы
вот это....
1940
Приду к тебе
Ты думаешь:
Принесу с собой
Усталое тело своё.
Сумею ли быть тогда с тобой
Целый день вдвоём?
Захочу
рассказать о смертном дожде,
Как горела трава,
А ты —
и ты жила в беде,
Тебе не нужны слова.
Про то, как чудом выжил, начну,
Как смерть меня обожгла,
А ты —
ты в ночь роковую одну
Волгу переплыла.
Спеть попрошу,
а ты сама
Забыла, как поют...
Потом
меня
сведёт с ума
Непривычный уют.
Будешь к завтраку накрывать,
А я усядусь и углу,
Начнёшь,
как прежде,
стелить кровать
А я
усну
на полу.
Потом покоя тебя лишу,
Вырою щель у ворот,
Ночью,
вздрогнув,
тебя спрошу:
— Стой! Кто идёт?!
Нет, не думай, что так приду.
В этой большой войне
Мы научились ломать беду,
Работать и жить вдвойне.
Не так вернёмся мы!
Если так,
То лучше не приходить.
Придём работать,
курить табак,
В комнате начадить.
Не за утешением -
утешать
Переступлю порог.
То, что я сделал,
к тебе спеша,
Не одолженье, а долг.
Друзей увидеть,
в гостях побывать
И трудно
и жадно
жить.
Работать — в кузницу,
спать — в кровать.
Слова про любовь сложить.
В этом зареве ветровом
Выбор был небольшой, —
Но лучше прийти
с пустым рукавом,
Чем с пустой душой.
1944
Лето
Пришла, как лето, —
дочь Анастасия,
Вся в мать — солнцеволоса и добра.
Оповестила всех,
Оголосила,
Что ей в дорогу дальнюю пора.
Всё что-то шепчут трепетные губы,
Сердце жжёт тепло её руки.
И глаза загадочны,
как глуби
На переплёске Волги и Оки.
Да,
сколько тебе стукнуло?
— Семнадцать! —