* * *
Но останется глина на тонких ветвях,
и завяжутся почки под слоем нездешним,
и, под небом другим пролетев второпях,
тишина принесёт нам немного надежды.
Мы ведомы в неведомый Путь на краю,
в гости к звёздным Богам на исходе потопа.
И всё явственней зов в забытья колею –
в бесконечный поход по заброшенным тропам.
И всё уже река, и всё ярче следы,
мельче мелкого сна протекают секунды.
И асфальт городов топчут стаи воды –
данность жажды любить.
Времена неподсудны.
Дачная любовь
Дачников в садах смывают капли.
Млечный путь уходит зимовать.
Новых туч тугие дирижабли
Обживут забытую кровать.
Чёрный кот метнётся в темнотравье
Сентябри ловить в сухой листве.
Астры гаснут в блёкнущей оправе.
Ветер вышивает по канве
Без присмотра брошенных калиток,
Хлопает незапертым окном,
Греет свитки паутинных ниток
В самовар упрятанным теплом.
Грабли сторожат собачью будку,
Простирая руки к тишине.
Холод, забежавший на минутку,
Сплетничает с садом обо мне.
Озеро в туман запеленали
Руки потемневших вечеров.
Мы вернёмся, но вернём едва ли
Преданную дачную любовь.
Огромной плиткой шоколада
Огромной плиткой шоколада
Мне снилась Африка в бреду...
Ни Рим, ни Спарту, ни Элладу,
А чёрно-горькую громаду
Я в ртутном видела аду.
Двенадцать мне... В ангине ночи
Мне чёрно-знойный фильм крутил
Жар, спутник городских обочин,
Июльской злобою источен,
Меня из дома уводил
В горячий плен подушки мокрой,
В разлитый липкий шоколад,
И не спасал ни старый доктор,
Ни мамин издалёка окрик,
И ни чуднОе слово "Чад"...
Кипел в углу Килиманджаро,
Огнём коричневым дыша...
Меня качали волны жАра,
По ним бы я домой сбежала,
Но вязли ноги в камышах...
Под утро в водах Танганьика
Смочу я мамину ладонь...
И шоколадной плитки блики,
Болезни стыдные улики,
Под пальмой спрячет Ливингстон.
Сценарий
Факир был пьян – сюжет проигран,
И героиню гнет к земле.
Мелькает снег подобно титрам
В отдельно выпавшей зиме.
* * *
В отдельно выпавшей зиме
Себя равняю по снежинкам...
Метелей медленны ужимки
И бело-длинны макраме...
Кресты трамвайных проводов –
Как нотный стан для снегопада...
Сюжетной линией не надо
Тревожить тёмное гнездо
Застывших титров-параллелей.
Факир не пьян, а в стельку наг.
Мельканье смёрзшихся бумаг
Метёт январские аллеи...
Морозным слабостям чужой,
Ты, теребя струну обиды,
Теряешь многое из виду,
Тоску назначив госпожой.
Вздохнуть и, охнув, – умереть...
И охнуть вздохом воскресенья,
С планетным плаваньем последним
Уйти в метелей круговерть.
Зимнее
Снег идёт, снег идёт,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.
Снег идёт – густой и тёплый,
залетает в фонари,
глушит душ неспящих вопли...
Белизны ультрамарин
слепит жизнь в седые хлопья
"незадёрнутых гардин"...
Кот, свернувшийся клубком,
в тёплом сне уснувший мячик
ловит, выгнувшись удачно,
и мурлыкает легко...
Белым вязаным платком
незатейливо укрыты
несовпавшие орбиты
нас, летавших высоко...
Снег парит, как стаи горя,
как сизифов вечный ход...
Мной пропущен поворот
к синей зелени у моря,
где меня когда-то ждёт
тот, что вечно громко спорит,
но проспорить не даёт...
Снег идёт, а мне не спится.
Сон бежит – из-под стола,
из клубка с забытой спицей,
из-за тёмного стекла,
из заломленной страницы,
что прочитана была...
Снег идёт, меня жалея,
мне засыпав всю постель,
чтоб от пустоты шалея,
я забыла б Водолея
под негромкий плач петель...
Снег сверну в клубок кошачий,
обогрею у огня...
И, поняв, что долг оплачен,
уронив колпак палачий,
в тёплом сне уснувший мячик
ты поймаешь для меня...
Август вечерний
В небе догорает апельсинный остров,
Темнота встречает первую звезду.
Сходятся на битву облачные монстры,
Отражая в лужах лунную слюду.
Сидя на крылечках, женщины притихнут,
Кофточками крылья кутая тепло.
Кофты по заказу шили им портнихи,
По полжизни шёлка на шитьё ушло.
Вечер к ним на кухни ступит деловито.
Затанцуют чашки, замурлычет чай.
Спрячется в буфете пирожок забытый...
По стеклу ревниво ветки застучат.
К освещённым окнам темнота прижмётся,
Попросив погреться, ночи сирота.
Я открою двери, но она взметнётся
Чёрными хвостами, и – за ворота...
_ _ _
Чёрный кот невидно бродит по потёмкам,
Чёрный мыш топорщит чёрную траву...
Дачных старожилов беглые потомки
Увезли котомки в громкую Москву.
К радостным трамваям и к воде горячей
Убежали люди от ночных котов.
К осени отъевшись, спать залягут дачи –
Бурые медведи из январских снов.
Белых перышек круговорот
Из убитых для смеху, по пьянке ли,
Из растерзанных белых ворон
На земле появляются ангелы
Под неслышный другим перезвон.
А потом, отдежурив здесь набело, –
Белых пёрышек круговорот,
Вновь в ворон превращаются ангелы,
Ожидая убийц у ворот...
Жук в муравейнике
Красные крылья. Чёрные точки.
Синее небо. Воздух непрочен.
Суетно маясь, маетно мучась,
Я принимаю шаткую участь.
Крошечным крыльям мало Вселенной,
Гладить полётом лето не лень мне.
Сотканной тлями сетью из сплетен
Обетован я этой планете.
Тяжко-протяжна, как наважденье,
Серого зла суета-притяженье,
Мир муравейником сырно источен,
Просят посадки чёрные точки.
Просят посадки, ищут пощады,
Бьются о стёкла чёрной лампады.
Душен и узок мир муравьиный,
Серого сердца жёстки извивы.
Яркие души склеены пылью.
От неполёта маются крылья...
С тушей хитинной не до полемик,
Прочен бессрочно мир-муравейник.
Синее небо в клеточку правил,