Почти десять лет протекло с тех пор, как Чарлз влюбился в Лилию Теобалд за то, что она была хорошенькая, и все это время миссис Герритон не знала ни минуты покоя. Шесть месяцев она интриговала для того, чтобы воспрепятствовать браку; когда же брак все-таки состоялся, то поставила себе другую задачу — надзирать за невесткой. Лилию следовало провести через жизнь так, чтобы она не уронила чести семьи, в которую вошла, став женой Чарлза. Миссис Герритон помогали Чарлз, ее дочь Генриетта и, как только он достаточно вырос, главный умник в семье — Филип. Появление на свет Ирмы еще больше усложнило положение. Но, к счастью, престарелая миссис Теобалд, делавшая сперва попытки вмешаться в воспитание, начала дряхлеть. Для того чтобы выезжать из Уитби, ей требовались непомерные усилия, а миссис Герритон отговаривала ее от этих усилий как могла. Своеобразная война, которая ведется из-за каждого ребенка, завязалась рано, и рано определился ее исход: Ирма принадлежала семье своего отца, а не семье матери.
Чарлз умер, и борьба возобновилась. Лилия попыталась самоутвердиться и объявила, что поедет ухаживать за миссис Теобалд. Понадобилась вся доброжелательная настойчивость миссис Герритон, чтобы не дать ей уехать. В Состоне ей сняли дом, где она и прожила с Ирмой три года, беспрерывно находясь под облагораживающим влиянием семьи покойного мужа.
Неприятности начались снова во время одного из ее редких визитов в Йоркшир. В письме к состонской приятельнице Лилия призналась, что ей ужасно нравится некий мистер Кингкрофт, но она еще не совсем помолвлена с ним. Новость достигла ушей миссис Герритон, и та немедленно написала Лилии, требуя поставить ее в известность о происходящем и указывая на то, что Лилия должна быть или помолвлена, или нет — промежуточного состояния не существует. Письмо было написано умело и произвело на Лилию сильное впечатление. Она покинула мистера Кингкрофта совершенно добровольно, не пришлось даже снаряжать спасательную экспедицию. По возвращении в Состон она поплакала и раскаялась в своем поведении. Миссис Герритон воспользовалась случаем, чтобы серьезнее, чем когда-либо, поговорить о долге и обязанностях, налагаемых на женщину вдовством и материнством. И, однако, дела после этого так и не наладились. Лилия не желала остепениться и занять свое место в ряду состонских матрон. Хозяйкой она оказалась никудышной, с прислугой вечно происходили неурядицы, и каждый раз требовалось вмешательство миссис Герритон, которая у себя в доме годами держала одну и ту же прислугу. Лилия позволяла Ирме пропускать по неуважительным причинам школу, разрешала носить кольца. Лилия научилась ездить на велосипеде с целью «встряхнуть» городок, и однажды в воскресный вечер, проехавшись по главной улице, свалилась на повороте у самой церкви. Не будь она членом их семьи, это было бы забавно, но тут даже Филип, в теории одобрявший нарушение английских условностей, оказался на высоте и сделал Лилии такой выговор, что она не забыла его до самой своей смерти. Вдобавок выяснилось, что она разрешает мистеру Кингкрофту «как другу» писать к ней письма и посылать подарки Ирме.
Вот тут-то Филип и придумал поездку в Италию и тем спас положение. Каролина, очаровательная, уравновешенная Каролина Эббот, жившая в двух кварталах от них, искала компаньонку для заграничного путешествия на год. Лилия отказалась от арендуемого дома, распродала половину мебели, оставила вторую половину и Ирму на миссис Герритон и теперь, со всеобщего одобрения, отбыла, чтобы переменить обстановку.
В течение зимы она писала Герритонам часто — чаще, чем родной матери. Письма ее были неизменно восторженны. Флоренция — просто прелесть. Неаполь — мечта, но очень дымно. В Риме надо просто смотреть и впитывать. Филип заявил, что она исправляется. Особенно его порадовало, когда ранней весной она начала по его совету объезжать маленькие провинциальные города. «В таком месте, — писала она, — действительно приобщаешься к подлинной жизни и сворачиваешь с избитой дороги. Гляжу по утрам в готическое окно и с трудом верю, что средние века давно прошли». Письмо было прислано из Монтериано и заканчивалось довольно удачным описанием чудесного городка.
— Наконец-то ей хоть что-то нравится, — заметила миссис Герритон. — Да и то сказать, прожив три месяца с Каролиной Эббот, любой станет лучше.
Тут как раз вернулась из школы Ирма, и миссис Герритон прочла ей письмо матери, тщательно выправляя грамматические погрешности, так как была горячей сторонницей поддержания родительского авторитета. Ирма слушала вежливо, но сразу же заговорила о хоккее, которым была всецело поглощена. Днем им предстояло голосовать за цвета — желтое с белым или желтое с зеленым. Что по этому поводу думает бабушка?