Выбрать главу

СЕРГЕЙ ПЕТРОВ

ИЗБРАННОЕ

***

Материалы предоставлены вдовой поэта А. Петровой и Е. Витковским.

Набор и текстологическая сверка выполнены Членом Парламента нашего форума Владиславом Резвым, alias Недреманное Око.

Вся работа по переводу в html проделана участником нашего форума Корсаром.

Copyright © С.В. Петров, 1930-2004

При копировании стихов С.В. Петрова ссылка на сайт «Век перевода» (http://www.vekperevoda.com) обязательна.

Петров Сергей Владимирович, уроженец Казани (1911—1988), учился в Ленинграде, был арестован — о счастье! — еще до убийства Кирова (если бы после — не посадили бы, а просто к стенке поставили), сидел в «советской одиночке» (это такая одиночка, в которой сидят 10 — 12 человек и где филолог Петров выучил латышский язык со слов неграмотного сокамерника-латыша), в общей сложности провел в тюрьмах, лагерях и ссылках больше двадцати лет, переехал в Новгород, был принят (как переводчик) в Союз писателей СССР.

Его охотно печатали как переводчика: делался том Кеведо — ему отдавали прозу, которую не брался расшифровать ни один испанист, делался том «Жизнеописания трубадуров» — Петрову заказывали вставные стихи со старопровансальского, от которых прочие переводчики бежали как черт от ладана, и так далее. То он вдруг писал стихи на шведском, то на исландском. А в принципе всю жизнь писал стихи на драгоценном, только-петровском русском, который и без словаря-то в его исполнении не всегда поймешь, ибо русский язык Петрова — не боюсь завраться с преувеличением — самый богатый в XX веке, сопоставимый лишь с языком Ремизова.

У Петрова не было учеников, хотя состоял он в Ленинградской писательской организации. Зато были — есть и теперь — ученики у его поэзии. Созданная Петровым самостоятельная поэтика — сразу и Рильке, и протопоп Аввакум, и Мандельштам — как хороший чернозем: нравится, не нравится, а поучиться у нее, получить живых соков всегда можно...

Е. Витковский

1930-е

ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО ЛОМОНОСОВУ

Грома, искр и льда философ,самый ражий из детин —славься, славься, Ломоносов,молодой кулацкий сын!
Ты оттуда, где туманы,где валится с неба снег,вышел, выродок румяный,всероссийский человек.
Средь российския природыты восстал, высоколоб,и заслуживаешь одына покрытый мраком гроб.
С миром Божьим в неполадке,рубишь воздух сгоряча,и камзол ученой складкисбросил с крепкого плеча.
На тебе парик с хитринкой,пряжки звонко блещут с ног.Вспомни, вспомни, как с Катринкойты в немецкий шел шинок.
Слово славы между прочимты вписал себе в итог,над столом клоня рабочимпукли мудрой завиток.
Век, идеями чреватый,пал, как хмурая пора,под полет витиеватыйлебединого пера.
Ты взойдешь, подобен буре,на дворцовое крыльцои в лицо самой Натуревлепишь русское словцо.
В ледовитый мрак полмирапогружается кругом.Блещет Северна Пальмира,озаренная умом.
Над тобою, трудолюбцем,первый рокот лирных струн.И Нептун грозит трезубцем,и свергает Зевс перун.
А когда природа кучейсвалит всё на дно ночей,ты, парик закинув в тучи,гром низвергнешь из очей.

1934

1940-е

(«Когда умру, оплачь меня»)

Когда умру, оплачь меняслезами ржи и ячменя.
Прикрой меня словами лжии спать под землю уложи.
Я не хочу, чтоб пепел мойметался в урне гробовой,
стучал, закрытый на замок,в кулак слежавшийся комок.
Когда умру, упрячь меняпод песни ржи и ячменя,
чтоб вяз свой воз зеленый вез,чтоб, наливаясь, рос овес,
отборным плачучи зерномпо ветре буйном, озорном.
Земли на грудь щепотку бросьмне как-нибудь и на авось.
Авось тогда остаток мой,согретый черноземной тьмой,
взбежит свободно и легкопо жилам, точно молоко.
И ты придешь, опять хорош,смотреть, как в дрожь бросает рожь,
когда желтеющим лицомтебе навстречу, агроном,
сквозь даль лесную я блесну,напомнив молча про весну,
когда, волнуясь и шумя,взмолюсь: Помилуй, Боже, мя!

1940

(«Под причитанья заунывных бабок»)

Под причитанья заунывных бабок,под болтовню румяных повитухты, переваливаясь с боку на бок,пройдешь всю жизнь. И пропоет петух.Заноет зуб. И, сколько ни хитришь ты,узнаешь: боль была в тебе с утра.И ты от жизни отречешься трижды,как подлое подобие Петра.