Ее провели в светлую комнату. Возможно, утонченность самого хозяина, и книжная полка китайской работы, и горшок с орхидеей, и изящные принадлежности для чайной церемонии создавали атмосферу уюта.
Предсказатель оказался статным стариком с бритой головой. Золотые зубы, сигарета во рту — в общем, в его облике не было ничего от предсказателя. О-Рэн сказала старику, что в прошлом году пропал без вести ее родственник и она хотела бы узнать, где он находится.
Предсказатель быстро принес из угла комнаты столик сандалового дерева и поставил его между собой и О-Рэн. Потом осторожно разместил на нем зеленовато-голубую фарфоровую курильницу и мешочек из золотой парчи.
— Сколько лет вашему уважаемому родственнику?
О-Рэн назвала возраст мужчины.
— О, совсем еще молодой. В молодости человек часто совершает ошибки. Став же стариком, таким, как, например, я...
Предсказатель пристально посмотрел на О-Рэн и захихикал.
— Когда он родился, вы тоже знаете? Впрочем, не надо, мне и так ясно — он родился под первой белой звездой года зайца[166].
Старик вынул из парчового мешочка три монеты с дырками посредине. Каждая из них была завернута в розовый шелковый лоскуток.
— Мое гадание называется «Подбрасывание монеты». Впервые вместо гадания на бамбуковых палочках его применил в древнем Китае Цзин Фан. Вам, возможно, известно, что при гадании на бамбуковых палочках одно сочетание может иметь три последовательности, а одна триграмма — восемнадцать вариантов, поэтому предсказать судьбу чрезвычайно трудно. В этом и состоит преимущество гадания на монетах...
С этими словами предсказатель зажег курительные палочки, и светлая комната стала наполняться желтым дымом, поднимавшимся из курильницы.
Предсказатель развернул розовые лоскутки и в дыму, поднимавшемся из курильницы, окурил каждую монету в отдельности, после чего благоговейно склонил голову перед свитком, висевшим в нише. На нем были изображены четыре великих святых: Фу-си, Вэнь-ван, Чжоу-гун и Кун-цзы[167]. Свиток, видимо, был написан художником, принадлежавшим к школе Кано[168].
— О всемогущие боги, о святые Вселенной, уловите этот драгоценный аромат и, молю вас, снизойдите ко мне... Разрешите побеспокоить вопросом ваш божественный дух. Нависла большая беда, молю вас о предсказанье.
Закончив обращение к богам, старик бросил на столик сандалового дерева три монеты. На одной выпала решка, на двух — орел. Предсказатель схватил кисть и написал на полоске бумаги порядок, в каком легли монеты.
Подбрасывая монеты, он определял благо и зло — он проделал это шесть раз. О-Рэн с беспокойством наблюдала за тем, в каком порядке ложатся монеты.
— Ну вот и все...
Закончив гадание, старик, повернувшись к свитку, погрузился в размышления.
— Выпавшая триграмма именуется истолкованием грома и водной стихии. А это значит, что желания ваши не сбудутся.
О-Рэн робко перевела взгляд с монет на старика.
— Вряд ли вы встретитесь снова с тем молодым человеком, вашим родственником.
И предсказатель стал завертывать монеты в розовые шелковые лоскутки.
— Неужели его нет в живых?
Голос у О-Рэн дрогнул. В нем слышался безотчетный страх: «Неужели это правда»,— и в то же время надежда: «Нет, этого не может быть».
— Жив он или умер, установить трудно, но... на встречу не надейтесь.
— Почему?
На упитанном лице предсказателя, завязывавшего парчовый мешочек, появилась ехидная улыбка.
— В жизни всякое бывает, случается и невероятное. Если бы Токио вдруг превратился в лес,— может быть, вам и удалось бы встретиться... Но гадание... гадание предсказывает точно.
О-Рэн заплатила гадателю изрядную сумму денег и, совсем пав духом, вернулась домой.
В тот вечер она задумчиво сидела у жаровни, подперев рукой щеку и слушая, как в чайнике булькает вода. Предсказание гадателя ничем ей не помогло. Наоборот, оно разбило вдребезги хрупкую веру, тайную надежду, которую О-Рэн лелеяла в глубине души... Почти несбыточную, но все же надежду. Неужели его и в самом деле нет в живых? Что-то в этом роде сказал старик. Ведь улица, на которой она в то время жила, была очень неспокойной. Кто знает, может быть, идя к ней, он нарвался на скандал. А может быть, просто забыл о ней и потому перестал приходить. О-Рэн словно увидела себя со стороны, как она сидит, ощущая на своей напудренной щеке тепло, идущее от жаровни, и поигрывая щипцами для углей.
166
168