Исай Авербух
Избранное
Присяга первой свободе
И — свершилось: среди бела дняРассечена железная граница…Шалом, Свобода! Узнаешь меня?Иду к тебе, желанная Царица,К твоим дарам счастливо причаститься.Готов влюбиться я в твою красуИ поклоняться, как Прекрасной Даме.
Но та, Другая, что в себе несу,Та, Первая, которую годамиРастил в душе, как сказочную быль,С которой и в тюрьме свободен был,С которою, сладчайшею из женщин,Сошелся тайно, преданно любилИ гордо жил, не будучи повенчан,Она — со мной.И нынче ей, Другой,Испытанной и самой дорогой,Перед тобой, свободная Европа,Я присягаю в верности до гроба:Всегда и всюду быть самим собой!
x x x
К библейским буквам сердцем я приник,Душа ивритом жаждет окропиться,Но в ней царящий русский мой языкСвоею властью не готов делиться.Который год, живя в родной стране,Я речь ее позорно не осилю,Пока гудит он, русский стих, во мне,Как самолет, несущийся в Россию.
И вновь, отравлен и заворожен,Целую музу русского барака,Склонясь над нею с поднятым ножом,Как Авраам — над телом Исаака.
Русская сосна
Россия-мать, Россия-сука!
И вновь — Синай. Синай, крутой страницейВ мою судьбу, наверно, ты войдешь…Мы в декабре стояли на границе;Густела ночь, и лил холодный дождь.
И ветер дул, холодный и свистящий,А ты не спи — границу карауль…Но как-то вдруг в песке нашли мы ящик,Сосновый ящик от советских пуль.
Как знак войны и горького приветаОт дальней-дальней северной земли.Еще не близко было до рассвета,И мы костер — согреться — разожгли.
Мы упоенно грелись под навесом,А ветер дул, и ночь была темна;Мы вспоминали с другом об Одессе —В костре горела русская сосна.
Ах, мать-Россия, пулями своимиЗальешь ты мир, терзая и губя.Россия-сука, проклятое имя,Я все равно еще люблю тебя.
И до сих пор тебе спасенья жаждуИ вслед тебе с надеждою смотрю.Хоть ты меня еще убьешь однажды,Я все равно тебя благодарю.
Благодарю, что годы без ответаК тебе взывал я в муке и тоске,Благодарю за то, что в жизни этойЯ говорю на русском языке.
Благодарю еще за то, что знаю:Мне от тебя погибель сужденаЗа то, что здесь, в глухой ночи Синая,Меня согрела русская сосна.
В иудейской пустыне
В пустыне Иудейской,На базе, где служу,Звучит язык еврейский,Куда ни погляжу.
И носятся завзято,Как будто во хмелю,Еврейские ребята,А я их так люблю.
Заботу и сердечностьЯви и будь им друг.А по пустыне вечностьРаскинулась вокруг.
Еврейская природа,Еврейская еда.Хоть не дана свободаСолдату — не беда.
Над головой повислиГустые звезды. Ночь.Безрадостные мыслиЯ прогоняю прочь.
Свободы, верно, нету,Но, плакать не спеша,Еврейские сонетыТворит моя душа.
Пронзительно мечтаетИ весело поет,А по небу летаетЕврейский самолет.
И гордо сердце бьется:Моя, моя страна!..Но в небесах смеетсяСкептически луна.
Смеется с укоризнойИ словно бы в укор.Безумной жаждой жизниЯ полон до сих пор.
Забывши, что однажды,Как все вокруг, умру,Я полон этой жажды,Особо поутру.
Мне дух дороже хлеба,Я холоден к вещам,Но что-то колет слева,Особо по ночам.
Не век, не без пределаНам по земле скакать —Мне часто стало телоНа это намекать.
Однажды, мол, устанетРезвиться, горячась,И неизбежно грянетЕго последний час.
И сгину в бездорожьеИ невозвратной мгле.Но мне при этом все жеЛежать в Святой земле.
Здесь, где цветет весноюЛюбимая страна.Не смейся надо мноюСкептически, луна!
Монолог Галутского еврея
~ 1 ~