В окрестностях Сиракуз, в благоухающих садах на месте древних каменоломен, которые теперь называются «Райская темница», гиды охотно показывают туристам грот, округло сужающийся кверху и уступчато в глубину и удивительно похожий на ушную раковину. Грот этот зовется «Ухо Дионисия».
«Ухо» неизменно поражает воображение. Один из гидов входит в грот, второй вместе с группой туристов поднимается по серпантинной тропинке вверх по склону к древнему амфитеатру и там, среди гранитных глыб и чертополоха, на расстоянии добрых трех сотен метров в сторону от грота, предлагает им опуститься на землю у трещины, из которой внезапно раздается и вздымается, словно свод, голос человека, оставшегося в гроте. Человек этот не кричит — от крика полопались бы барабанные перепонки, — он шепчет, и слышно, что именно он шепчет, слышно даже, как он дышит, слышно, как потирает руки, как приглаживает волосы; он находится в двух с половиной стадиях от слушающих, а кажется, будто бы среди них.
Так было и в дни, когда мысль о мысли мыслила себя на рассвете мышления, в дни, когда погиб афинский флот и десятитысячная армия выступила против Кира, великого царя Персии. И началось это, как все великое, с ерунды. Дионисий Первый, самодержавный стратег Сиракуз, выйдя из театра, чтобы справить нужду, не пошел в отхожее место для избранных, а, движимый привычной подозрительностью, присел за грудой камней, как делывал в ту пору, когда был простым всадником (правда, на этот раз — в окружении телохранителей); и вдруг услышал исходивший прямо из-под него голос, призывавший на его голову смерть: «Да проткнет стальной клинок твое брюхо!», а потом прозвучало его имя, да еще и «тиран» перед именем. Стратег обмер от страха, но так быстро овладел собою, что никто из телохранителей не заметил его испуга; поначалу он принял заклятье за злобный выкрик демонов, таящихся в теплых внутренностях человека, которые, когда их внезапно вытолкнули из тела хозяина, стали мерзнуть на вольном воздухе; но потом он узнал голос: то был сводный брат его второй жены Дориды, чей отец… Однако ни к чему уточнять родство; то был голос его злейшего врага по имени Никофор, который домогался единоличной власти над Сиракузами, дабы спасти город от тирании Дионисия, за что и был брошен более удачливым противником в самую надежную темницу, какая была у города, — в грот, недавно выбитый на больших гранитных каменоломнях и служивший одновременно и жилищем для рабов, и застенком для государственных преступников.
Разработка этих каменоломен происходила таким образом: гранитные глыбы вырубались из скалы по трещинам, так что сохранялась их естественная форма, а оставшиеся опоры и перегородки принимали на себя тяжесть свода, образовавшегося за многие десятки лет над лабиринтом пещер. В одном из возникших таким образом гротов, не связанном с лабиринтом, содержался Никофор, прикованный к скале цепями на руках, ногах и бедрах и, несмотря на полную неподвижность и один-единственный подступ к гроту, охраняемый целым отрядом копейщиков. Люди они были надежные, к тому же все время друг у друга на глазах, как же Никофору удалось удрать и где он нашел укрытие? Местность кругом отлично просматривалась, так что спрятаться тут могла бы разве мышь, но уж никак не взрослый мужчина, а Никофор был к тому же богатырского роста. Так что оставалось одно из двух: либо обозленные демоны нарочно подражали голосу его злейшего врага, чтобы напугать своего бывшего хозяина, либо волей богов он, самодержавный стратег Дионисий, обрел дар слышать голос своего врага из такой дали, из какой человеческий голос обычно не доносится.
Дионисий послал одного из стражников в грот слегка поджарить Никофора; сделал он это не из желания помучить врага, а только из стремления обрести уверенность, каковая дается лишь точным знанием. Брюшным демонам огонь неизвестен, он находится за пределами их опыта, и, следовательно, они — в этом и заключался расчет властителя — не смогут издать такие звуки, какие огонь извергает из живой плоти, не смогут воспроизвести тот отчаянный, надрывный, извергнутый из самой глубины естества вопль, который услышал Дионисий точно по прошествии срока, необходимого, чтобы спуститься в грот. Сомнений не было: вопль вырывался из груди человека, подпаливаемого живым, никакой демон не смог бы так точно воспроизвести этот вопль, и когда самодержец спустился в темницу, он увидел, что Никофор сидит, крепко-накрепко прокованный цепями, а его левое плечо обожжено.