Понтус подавил желание чихнуть и вытер глаза.
— Я страшно много потерял, Фредерик, — двадцать пять тысяч крон. Они погибли навеки, попали в карманы этих акул. Я пожаловался Свейнссону, но он, конечно, застраховал себя со всех сторон, мерзавцы заботятся об этом в первую очередь. Тогда я обратился к адвокату Снельману, нашему самому лучшему адвокату, чтобы привлечь к суду обманщиков, но он ответил, что это безнадежно, потому что, увы, исландский суд всегда решает в пользу исландцев, а иностранцы оказываются виноватыми. Они там все гангстеры.
Понтус не сердился, даже не повышал голоса, он улыбался и уныло теребил свои жалкие усики.
— Не надо было с этим связываться, — продолжал он. — Ты предупреждал меня, а я, дурак, тебя не послушал. Но теперь ничего не поделаешь. Остался еще один рейс. К сожалению, я подписал контракт на два рейса.
— Тут надо уметь настоять, — сказал Фредерик. — Можно получить хороший товар, если постараться. И не все они обманщики, Понтус, есть и замечательные люди. К нам, на «Мануэле», Стефан Свейнссон всегда был очень добр.
— Да, Фредерик, — медленно проговорил Понтус. И огонек зажегся за его очками, и голос стал мягким и молящим. — Ты знаешь добрых людей и хорошие места, Фредерик! У вас не было ни одного неудачного рейса на «Мануэле», правда? Какой у вас был самый маленький доход?
— Шестьсот тридцать пять фунтов, — ответил Фредерик. — Но нам тогда не повезло, на пути в Шотландию у нас испортился мотор, а льда не хватило.
— Вот видишь, вот видишь, — улыбнулся Понтус, показывая свои длинные зубы.
Но тут же с глубочайшей серьезностью, положив оба кулака на письменный стол, сказал:
— Фредерик! Я предлагаю тебе прекрасную возможность. Я верю в тебя. У тебя есть и опыт, и мужество. Соглашаешься?
У Понтуса дрожали руки. Ноздри серого носа раздувались. Он не мог усидеть на месте, вскакивал, переминался с ноги на ногу, выжидательно заглядывал в глаза Фредерику:
— Ну же, парень! Не обмани мою веру в тебя! Ты знаешь, как много я поставил на карту, судно готово к отплытию. Можно выйти в море сегодня же вечером, если хочешь, как раз сейчас на рынке большой спрос на рыбу, так что риск невелик! И надо же тебе однажды попытать счастья, Фредерик, если ты хочешь чего-нибудь добиться, ведь не собираешься же ты болтаться на суше? А если дело пойдет хорошо, мы продлим аренду судна! Мы оба можем разбогатеть, Фредерик. Но нужно решать — сейчас или никогда. Лучшей возможности у тебя никогда не будет.
— Ну что ж, попытаем счастья, — сказал Фредерик.
Понтус схватил его руку.
— Вот за это я тебя люблю, мой дорогой друг и родственник! — сказал он с облегчением, опускаясь на стул. — Я так волновался, а вдруг ты не согласишься. Но ждал, пока кончатся похороны. Ты знаешь, нельзя предпринимать что-либо важное перед похоронами. К тому же я не хотел тревожить тебя в твоем горе.
— Ах, Фредерик! — добавил он доверительно. — Если бы ты знал, какое это было тяжелое время для меня! Постоянное напряжение; телеграммы, которые боишься вскрывать. Но сказал «а» — говори «б». И чего стоит жизнь, если ничем не рискуешь? Вы, моряки, рискуете жизнью и здоровьем, но и мы, судовладельцы, ставим на карту жизнь и здоровье, это требует от нас сил, действует на сердце… Но что сказал президент Рузвельт: «Живи опасной жизнью!» А может быть, это не он сказал, но он, во всяком случае, сказал: «Keep smiling!»[10] Да, keep smiling, Фредерик! Ты мой родственник. Мы теперь сидим в одной лодке! Нам с тобой делить и горе, и радость.
Понтус с удовольствием подавил новый приступ чиханья и встал освеженный.
— Пойдем сейчас же проверим, все ли готово на судне. Завтра пятница — несчастливый день, ради бога, отправляйся сегодня вечером! А к тому же, Фредерик, ты знаешь: то, что предпринимаешь сразу после похорон, всегда приносит удачу! Пойдем, мой друг, пойдем!
Фредерик думал о Магдалене. Понтус прав — не надо упускать эту возможность. Ивар в свое время тоже советовал Фредерику попытать счастья самостоятельно.
Фредерик глубоко вздохнул и потянулся так, что затрещало в суставах.