Яшар все всхлипывал. Мать постелила нам.
— Иди спать, хватит слезы лить! — прикрикнула она и силком уложила брата в постель, а пустую клетку отнесла в чулан.
— Простачок он у нас. Помню, было ему пять лет, пора уже обрезание делать. Отец тогда тоже нанялся мельницу сторожить. Пришел в деревню сюннетчи[36]. Я позвала дядюшку Джеври. «Отведи Яшара, пусть и ему сделают». «Яшар, — говорит ему дядюшка Джеври, — там пришел какой-то „человек, раздает ребятам перламутровые ножички. Сходи и ты к нему“. Яшар — бегом туда. „Дай и мне ножичек“, — просит. Сюннетчи ему и говорит: „Приспусти штаны“. Хвать — и сделал ему обрезание. Наш прибежал весь в слезах. И, конечно, без ножичка. Отец ему потом подарил, но только Яшару он не понравился — с костяной рукояткой. А он хотел с перламутровой».
Пока мать рассказывала, брат уже задремал.
Мне было грустно-грустно.
— Эх, будь наша куропаточка на месте, пела б она сейчас свою вечернюю песенку…
По утрам обычно мама раньше всех встает — так у нас заведено. Спозаранок задает корм скотине, выпускает кур из курятника, разводит огонь в очаге и принимается варить суп. Только потом мы встаем. Завтрак уже готов к этому времени. В тот день мать, как обычно, поднялась ни свет ни заря. Глянула, а Яшарова постель пустая. Она кинулась меня будить:
— Али, вставай! Яшар куда-то подевался.
Я насилу глаза продрал. И впрямь, постель брата была пуста.
— Пошел, наверно, свою куропатку искать, — догадался я.
— Ну-ка, беги быстрей за ним. Разве можно ребенка одного в горы пускать?
— Не волнуйся, мать, не пропадет. Я вот только свожу скотину на водопой, потом отцу еду отнесу — и за Яшаром следом побегу. Ты, главное, не волнуйся.
— Быстрей, быстрей поворачивайся. Пока напоишь скотину, я приготовлю еду для отца. Ты только не мешкай. Бегом к отцу на мельницу, а оттуда — прямиком за Яшаром.
Это только говорится легко: сначала на мельницу, потом за Яшаром. Мельница — по одну сторону деревни, а место, где мы вчера охотились, — совсем по другую. Но, чтоб не огорчать мать, я, конечно, согласился. Погнал я скот на водопой, оттуда бегом обратно. Мама уже приготовила для отца торбу с едой. Я на ходу запихал в рот блинчик и понесся что было духу.
Отец с дедом в ту ночь вместе оставались на мельнице. Хоть было совсем еще рано, двое крестьян уже приехали с зерном на помол: один из нашей деревни, другой из Кавака. Дед стоял, говорил о чем-то с ними. Увидел меня еще издали, обрадовался:
— Эй, Али, внучек мой! Ранехонько нынче. Как там дома? Все в порядке?
Рассказал я отцу с дедом о том, что случилось, огорчились они оба, а отец разбуянился:
— Что за обманщик свояк мой! Ума у него меньше, чем у ребенка малого! Ай да Кадир! Облапошил нашего мальчика! Ты, Али, не мешкай, беги за Яшаром, отыщи его.
Дедушка до того пригорюнился, что и слова сказать не мог.
Я долго искал Яшара — на берегу Чигдемли, в Яныкчаме, в Топал-Турна-Юрду, кричал, по имени выкликал, по-куропаточьи гугукал, но все впустую. Так и не найдя ни брата, ни куропатки, вернулся к полудню домой. Часа через два приплелся Яшар. Глаза у него зареванные, опухшие, ресницы еще мокрые от слез.
— Не плачь, сынок, — говорит мама. — Я все понимаю: горько тебе, больно. Но ты не плачь больше. Сейчас в поле много выводков, отыщешь другого птенчика, откормишь, приручишь. Знаю, что трудно, но ведь поделать уже ничего нельзя. Птицы — они лучше нашего знают цену воле. Хочешь, завтра вместе с Али пойдете опять на реку, опять поищете. А сейчас уйми слезы, сынок.
Вечером к нам пришел дядя Джеври со своим семейством. А Кадир носу не казал. Допоздна пытались мы с дядей Джеври успокоить Яшара.
— С утра спозаранок пойдите, опять поищите куропатку, — говорил дядя Джеври. — Авось отыщется.
Кое-как уговорили Яшара лечь в постель. До утра он ворочался с боку на бок, глаз не сомкнул. Насилу мы дождались рассвета. И только небо побелело, отправились в путь. Хорошо еще, еды успели прихватить с собой. Миновали речку Хеледже. В который уж раз осмотрели каждый камушек, каждый кустик в Яныкчаме. Пели, приманивали. Нет куропатки, словно ее вовсе не было. Обыскали берега Чигдемли, Топал-Турна-Юрду. Будто в небо улетела или сквозь землю провалилась. Уже в сумерках вернулись домой, усталые, голодные.