Прав Теджир. Вот я, к примеру, рвусь в город, чтоб как-то наладить свою жизнь. Не до мировых перемен мне. Свою бы шкуру спасти… Потому я и согласился с Теджиром:
— Твоя правда, земляк. Даже если это и несправедливо, все равно твоя правда.
За такими разговорами просидели мы до полуночи, но так ни до чего не договорились.
— Давай-ка лучше спать, — сказал наконец Теджир. — Не друг друга, а подушку послушаем.
— Давай, Али-эфенди, — согласился я.
На другой день спозаранку, еще до света, поднялся Теджир Али, выбросил мусор, до блеска надраил ступени из дымчатого мрамора. В половине седьмого включил насос для подачи горячей воды — здесь в каждой квартире течет из кранов горячая вода, и каждый прямо из постели лезет под горячий душ. Потом Теджир с женой стали разносить жильцам свежий хлеб и газеты. То из одной квартиры звонят, то из другой, одним одно подай, другим — другое. Примерно в девять хозяйки стали всякие поручения давать. Только успевай поворачиваться. До одиннадцати часов никакого продыху, а после одиннадцати начинается обеденное время.
— Придется нам с тобой после обеда поехать, — сказал Теджир.
От нечего делать я решил прогуляться по городу. Пошел вверх по улице и вскоре оказался в квартале, где всякая пишущая братия проживает — газетчики-журналисты. И банки там стоят, двери железные, ступени мраморные. Был там один замечательный дом, точь-в-точь корабль. Дети привратников играются возле подъездов, жены сидят на лавочках у входа, сторожат дома. Мне показалось, что Анкару строили как бог на душу положит. На вершине одного холма расположился полк охраны, на вершине другого — дворец президента. Новенькие генеральские особняки выделяются из прочих. И дома полицейских и офицеров не похожи на другие. Вокруг них полно цветов, зелени. Долго-долго смотрел я на город — одна часть чуть не в самое небо упирается, другая вдаль убегает, насилу строения разглядеть можно. На Кызылае, в Улусе, Дышкапы, Бахчели в основном высотки стоят, а в Кале, Топраклыке, Чынчыне вдоль каменистых русл рек теснятся геджеконду. А там, за ними, поля и холмы, а еще дальше — наши деревни: Дёкюльджек, Чюрюкташ, Чайоба, Коюнлу, Кавак, Акбелен и еще Башёрен близ Бейпазары. А еще дальше деревни Агджин, Факылы вилайета Йозгат — там я проходил военную службу.
Интересно, кого опасается наш президент, что поставил вокруг своего дома такую сильную охрану? Ведь его народ выбрал, потому что любит. Может, боится какого-нибудь злоумышленника, покусителя на его жизнь? Честно говоря, мне стало обидно, что наш президент — глава всего народа — боится кого-то. Интересно было б взглянуть, как он живет, что ест, что пьет? Сколько получает? Любит ли созывать к себе в дом молодых певцов и музыкантов? Может, он, как и покойный Ататюрк, винцо любит? И нашим, деревенским, не брезгует? Известно ли ему доподлинно положение в стране? Не мучит ли его иногда совесть?
Вдруг я испугался, найду ли дорогу обратно. Пора возвращаться. Опять миновал квартал журналистов, спустился по людной улице. В городе богачам привольно, вроде как жукам в навозе. Да пойдет им на благо такое житье…
Я вот еще что приметил: в такси разъезжают господа-горожане, а водители — наши, деревенские. Только взглянешь на такого, сразу видать: наш брат, от сохи, прямо на лбу написано. Обгоняют друг дружку, жмут на педаль газа, сигналят: берегись, мол, везу дорогой товар — анкарцев. Зато дороги здесь и впрямь отменные!
Хоть и неловко мне было, но пришлось опять сесть за обеденный стол с семейством Али. Слава богу, они и виду не показали, что им лишний рот в тягость. Хорошие люди. После обеда мы вместе с Али вышли из дому. Теджир Али доложился жене управляющего Хасана-бея, что к нему приехал в гости земляк и он хочет повести его в Улус. А жене своей Гюльджан строго-настрого наказал никаких проходимцев, попрошаек или торговцев за порог не пускать.
Мы спустились немного вниз к автобусной остановке у здания турецко-американского общества.
— Как я заметил, Теджир-ага, здесь много всего американского, — сказал я, — разные общества, фирмы, машины, оружие. Никак в толк не возьму, они что, оккупировали нашу страну? Самих американцев хоть пруд пруди, даже в твоем доме проживают.
— Да, этого добра хватает, — усмехнулся Теджир. — Живет у нас один американец, инженер по самолетам, чудной какой-то с виду. Так вот, пристрастился он тут у нас к охоте, причем только на куропаток. Каждую субботу отправляется на охоту куда-нибудь, то в Коджасар, то в Карагедик, то в Карали, но чаще всего ездит в Полатлы и наши с тобой края. Почти все американцы увлекаются охотой. А в городе играют в теннис, купаются в бассейне, ездят на водохранилище. У них тут свои клубы, кино, есть даже свои церкви. Выпить они не дураки, ящиками покупают пиво, виски, джин, шампанское. И соки тоже любят: орандж джус, пайнэпл джус, априкат джус[42].