— Вот он-то как раз и не обязан был подарок делать. Ему это ни к чему. У меня же — прямой интерес. Я с самого начала голову ломал, чем бы ублажить американца, чтоб его расположением заручиться. Только нечего мне было предложить ему. А тут, как на грех, Карами встрял, чуть было совсем не переманил американца на свою сторону. Сам видел, какой он ему прием оказал.
— Выходит, ты любой ценой готов устроиться на работу в городе? Окончательно решил покинуть деревню?
— Я должен сделать это! Какая тут жизнь и сколько мы тут зарабатываем всем семейством? Тысячу лир, две тысячи в год, в редчайших случаях доходит до трех тысяч. Херифчиоглу и тот в год имеет до пятнадцати тысяч. А в городе полным-полно людей, которые за один только месяц получают десять тысяч лир.
— Кто ж тебе будет платить такие бешеные деньги?
— А я на такое и не рассчитываю. С меня и тысячи лир в месяц хватит.
— Кто же тебе их даст?
— Кто бы ни дал — любому рад буду служить. Американцы — так американцам буду служить. И нет ничего зазорного в том, чтобы честным трудом зарабатывать себе на хлеб. Я ведь ни воровать, ни грабить не собираюсь. Люди взятку дают, чтоб их только на работу приняли. Нет у меня денег, чтоб взятку дать. Вот и пришлось отдать куропатку. А ты из-за такой пустяковины готов меня со свету сжить.
— Но ведь куропатка не твоя, а Яшарова.
— Что из того? С каких это пор отец не может взять у сына нужную позарез вещь? Мы что — чужие друг другу? У собственного сына взял. И разговору-то всего-навсего о какой-то пичуге.
— Он в ней души не чает.
— Тоже мне Ашык Гариб или Керем[52] выискался! Завтра все позабудет.
— В доме Карами ты другую песенку пел. Или забыл свои слова?
— Не мог я при посторонних тебе перечить. Пусть думают, что мы всегда и во всем заодно. Вот почему я взял твою сторону, а не потому, что и впрямь так думал.
— Все твои помыслы, Сейдо-эфенди, об том только, как работу найти у американа. И за всем этим перестал о душевном думать. Твоя душа словно бы ослепла, бельмами покрылась. Скажут тебе: лижи задницу американам, ты лизать начнешь. Пускай они тебе спервоначалу помогут, пускай работу дадут, потом уж стелиться им под ноги пухом будешь. А то гляди, при своем интересе останешься.
Усмехнулся криво мой сын на такие слова.
— Я работу ищу, жить хочу лучше, не бедовать. По мне, так один черт — на американцев спину гнуть или на кого других. Пусть только платят. Ты говоришь, о душевном думать перестал? Может, так оно и есть. В душе пусто, коль в брюхе негусто. И потом, о какой душе может речь идти, когда дело всего-навсего куропатки касается? Вот ежели настоящая любовь, тогда другой разговор. Положим, парень души не чает в девушке, и она его любит, а родители против свадьбы. Тогда и впрямь о душевном говорить можно. Яшар еще чересчур мал, чтоб о таком помышлять. Даже Али еще слишком молод. Всему свой черед. Пускай сначала в армии отслужит.
— Мы с тобой о разном толкуем.
— О разном?
— Да. У тебя только о городе все помыслы, а у меня — о деревне.
— Не ради удовольствия я о городе думаю. Жизнь наша такая…
— Жизнь, она везде есть жизнь. Кто хочет, тот и в деревне достойно живет. Вот и ты постарайся.
— В деревне только богачам неплохо живется, а беднякам нет тут никакого житья. Оттого и стремятся в город. Не желают люди напрасно хребтину гнуть. Едут в Голландию, в Германию. Оттуда королями возвращаются. Есть у нас в деревне такие, чтоб на твоих глазах из бедняков богачами сделались?
Не нашелся я, что возразить сыну. У нас и впрямь бедняки не богатеют. Напротив, середняки теряют достояние.
— Положим, переедешь ты в город. А что с нами будет? Со мной, к примеру?
— Я ведь не собираюсь окончательно рвать с деревней.
— Как это?
— А вот так. Сам в город уеду, а вы останетесь здесь.
— И Исмахан останется?
— Останется, что в том особенного?
— Как же ты без жены жить будешь?
— Устроюсь с работой, с жильем и заберу ее к себе.
— А дети?
— Детей тоже. Али пока в солдаты пойдет, Яшар пусть ремеслу какому-нибудь учится.
— Меня, выходит, решил здесь оставить?
— Захочешь — поезжай с нами. Разве я против?
— Я не смогу жить в городе. Бросишь ты меня тут одного…
— Не я первый уезжаю, но никто родителей на произвол судьбы не бросал. Не видел таких.
— А я вот не видел таких, кто, уехав из родных мест, счастливым заделался бы.