Наконец, группа виднейших интеллигентов-фашистов— граф Ревентлов, доктор Гауер и доктор Древе — предложила совсем новую религию, основанную на культе древнегерманского языческого идола Вотана.
Правительственное вмешательство в религиозную жизнь, реформа Библии и Евангелия вызвали сопротивление и ропот. В глухих деревнях и в городских небоскребах зло и испуганно шепчутся об антихристе, о конце мира и Страшном суде. Но власть крепко стоит на своем. В тысячах церквей священники во время службы поминают рядом с Христовым именем имя человека, недавно пришедшего к власти. К новому, тридцать четвертому году страна лишилась своего привычного бога с бледными руками и мягкой шелковистой бородкой, она получила новое краснощекое божество в коричневой рубашке с двумя клочками усов под носом. Божество строго смотрит из освещенного транспаранта на верхушке елки, оно кричит и ругается сипловатым басом из черной воронки громкоговорителя.
1 января 1934.
Берлин
Испанская весна
1
Город — но разве есть в Европе более торжественный и пышный?
Улицы — где вы найдете шире, красивее и чище?
Асфальтовые ленты, блистающие серой зеркальной гладью, разбросаны в солидной зелени парков и бульваров. Автомобили лучших марок мчатся спокойной гладкой рысью вдоль корректно причесанных пальмовых аллей. Они часто застывают, располагаются пестрыми группами на перекрестках, на чудесных круглых и овальных площадях, сочетаясь с монументами, со скульптурными изваяниями прославленных историей испанцев. На высоких пьедесталах стоят молочно-мраморные генералы, розово-гранитные полковники, бронзовые короли, принцы, дофины, поэты и литераторы, верхом на могучих лошадях или пешие, со шпагами, с лирами, со шляпами в руках. Трудно распределить их по рангу и значению; под каждым выгравирована надпись: «Г ению нашей нации». Сколько фигур, столько гениев. Площади и парки Мадрида — это роскошно изданный скульптурный прейскурант гениев разных времен и специальностей. Они отделаны свежей рамкой цветочных газонов, они демонстрируют благоденствие, великолепие, могущество, одаренность.
Дома — где в Европе вы увидите такие дома?!
Небоскребы по полтора десятка этажей громоздятся в каждом квартале центрального района. Они отважно рвутся в голубой воздух, они реют над городом множеством праздничных вымпелов на тонких флагштоках. И на крышах многоэтажных громад, на высоких башнях, на карнизах — в свою очередь, водружены исполинские мраморные группы — крылатые, хвостатые, символические. На высоте полутораста метров голые и тяжеловесные мраморные мужчины энергично погоняют лошадей, куда-то мчатся в римских колесницах. Куда?.. Все небоскребные здания принадлежат банкам. Стремительный бег колесниц по крышам обозначает преуспевание испанского государства под водительством больших и малых, отечественных и иностранных банковских предприятий. Банковский архитектурный стиль завладел городом. Новое, только что законченное роскошное здание министерства просвещения выполнено снаружи и изнутри, как грандиозный банк. В отделе средней школы ищешь ухом звон серебра. В канцелярии министра списки педагогов шуршат, как биржевые бюллетени. Это тем более трогательно, поскольку шестьдесят процентов испанского народа неграмотны.
Элегантная толпа до поздней ночи марширует по неправдоподобной ширине тротуаров, она располагается многотысячным бивуаком столиков перед входами в кафе, она поглощает лед, апельсины, раков и коктейли. В Мадриде обедают в десять вечера, все главные газеты выходят к этому часу. Для того чтобы и скульптурные красоты не пропадали зря, их ночью подсвечивают снизу прожекторами. Публика в полночь снабжена свежими продуктами искусства и просвещения, она видит себя на вершинах техники и культуры. Старые американки жалуются, правда, что в столице мало ощущается настоящая Испания, — но вот на краю тротуара
собрались энергические молодые люди с могучими бюстами и тонкими талиями. Цвет национального спорта представлен здесь лучшими специалистами. Знаменитые чемпионы выжидательно постукивают тросточками. Почтительная молодежь увивается вокруг них, мадридские бездельники с узко подбритыми усиками, в коротких пиджачках, в брюках пилой, — народ называет их презрительно «сеньоригос» за женственный облик и томные сутенерские манеры. Чемпионы отмахиваются от мошкары поклонников; они ждут, пока придет аподерадо — уполномоченный, предприниматель, — с предложением эффектно прикончить тихого двухгодовалого бычка на базарной площади маленького города.
Уже все площади и парки Мадрида заставлены мраморной рухлядью, уже все буквы алфавита насыщены именами национальных гениев. Но сейчас грядет новая волна. Королевский режим свергнут, страна сразу получила щедрое пополнение гениев, героев и великих людей.
Прямо жалко смотреть на мадридскую печать, до чего у нее полон рот хлопот. У фотографов вышел запас пластинок, у хроникеров не хватает больше эпитетов для передачи всех изумительных качеств деятелей нового режима. Хонорабилиссимо — честнейший, интеллехентиссимо — умнейший, иллюстриссимо— знаменитейший, — эти слова наборщики заготовляют с утра по нескольку десятков штук и ставят на отдельной верстатке, чтобы потом, когда придут отчеты о банкетах и интервью, только добирать имена.
Сколько имен, сколько мудрых, и храбрых, и преданных республике испанцев объявляется каждый вечер на политических банкетах. А самих банкетов сколько! Сокрушив диктатуру Примо Ривера и Беренгера, испанское общество получило долгожданную свободу банкетов. Они бушуют радостным ураганом эти банкеты. Шипит шампанское, стреляет магний, и наутро поперек всех газетных листов тянутся нескончаемые снимки снежных скатертей с хрусталем и цветами, обсаженных честнейшими фраками и преданнейшими республике смокингами.
На одном из последних банкетов в Палас-отеле благороднейший синьор Мельхиад Альварец, произнося речь с бокалом в руке, на полуслове умолк и в обморочном состоянии склонился головой на тарелки.
В другой стране это небольшое происшествие вызвало бы шутки. У нас упомянули бы столицу Латвии… Испанская же печать вышла с громадными портретами дона Мельхиада, с потрясающими статьями о том, что вот, мол, до чего доводят себя люди, денно и нощно изнуряющие себя думами и заботами о благе государства. Дон Мельхиад Альварец был при короле главой партии монархистов-реформистов. Он годами уговаривал своих друзей слева, республиканцев, ничего не предпринимать против монархии, — ведь того немногого, что они хотят изменить в Испании, можно добиться добром и от короля. Сейчас дон Мельхиад спешно организовал партию республиканцев-демократов. Ближайшая задача новой партии, — заявил он, — это повести работу среди наших правых друзей, среди сознательных, любящих родину монархистов, и убедить их ничего не предпринимать против республики. Ведь то немногое, что неприемлемо для монархистов в нынешней республике, можно вполне устранить мирным образом, путем воздействия на ныне существующее республиканское правительство.
2
Очень тесно стало в политической жизни Мадрида. В банкетные залы набилось много нового народу. А уходить — уходить не хочет никто.
После свержения самодержавия калужский полицмейстер телеграфировал председателю Думы Родзянке: «Тридцать лет состоя тайным революционером, имею честь поздравить ваше высокопревосходительство светлым праздником народной победы». Такие вещи вызывали только смех — ведь все-таки в дни февральской, буржуазной, так называемой бескровной, революции полицейский, бывший полицейский трусил показаться на улице даже в штатском платье.
Испанские полицмейстеры не трусят и не посылают временному правительству подхалимских телеграмм. Не видят в этом нужды. Фараон стоит на углу с тем же назидательным выражением лица. Его непосредственное и более высокое начальство, проезжая мимо, козыряет весело и ободряюще. Ведь даже официально было объявлено, что замене подлежат только высшие чиновники старого режима, весь состав государственных учреждений, и в первую очередь учреждений по охране порядка, остается на местах.