Немного погодя мы уже неслись над европейским материком. К сожалению, взглянуть на Болгарию нам не удалось, потому что Рух отклонилась на юг. Мы пролетели над итальянским сапогом и над восточной частью. Средиземного моря. Кипр кипел. Над Мальтой колыхался разорванный ветрами британский флаг. Море между архипелагами кишело авианосцами и атомными подводными лодками, и мы поразились, как эти морские суда избегают столкновений и катастроф.
Вскоре показалась желтеющая суша Ближнего Востока. Мы снова попытались направить полет Рух к Земле, но тут же более чем вовремя отказались от этого: внизу во всех направлениях летали ракеты — не увеселительные, естественно, и пески пустыни поднимались к небу с такой силой, что мы боялись, как бы они нас не засыпали. Мистер Лемюэль, со своим примитивным складом ума человека восемнадцатого века, испугался. Но я его успокоил, объяснив, что просто израильтяне заняты урегулированием своих добрососедских отношений.
Потом мы пролетели над нефтяным Кувейтом и над Ираном, единственными довольными собой странами мира, миновали Хайдарабад, откуда над Индией поднимался мусульманский дымок, мельком глянули на Индокитай, пускавший в небо умиротворенные облака тротила и пороха, и оказались над прекрасными островами Индонезии. Архипелаг, освободившийся наконец от голландских империалистов, расцвел на воле, получив благодаря своим родным полковникам и генералам удобрения из трех миллионов трупов. Особенно выделялись своей тропической зеленью острова Ява и Суматра. Мистер Лемюэль, восхищенный их видом, спросил у меня, как индонезийцы добились такой красоты, и я объяснил, что, в сущности, эта красота обязана главным образом китайским дождям в этом районе.
Мы снова мчались над бескрайними синими водами Тихого океана. Птица Рух неслась вперед как сумасшедшая. Над нами пролетали попискивающие спутники, созданные, к нашей непомерной гордости, человеком, а под нами летали самолеты и плавали корабли. Но какая нам от этого была польза?
Мы решили скоротать время и попросили мистера Лемюэля рассказать нам какую-нибудь интересную историю из его жизни. Он сначала заупрямился, сославшись на свои книги, где он все уже рассказал с начала и до конца. Но я заметил, что все мы люди и что наверняка он что-нибудь да пропустил. Он кивнул и засмеялся.
— О май френд, не думаете же вы, что в Англии доброй королевы Анны легко было писать книги? Достаточно было послушать тех придворных скотов!.. Они держались и говорили так, словно никогда не испражнялись… Икскьюз ми, мадам.
Лина, к ее чести, поспешила заметить, что испражняться дело естественное, предопределенное самой природой. Капитан рассмеялся и стал припоминать некоторые подробности своих путешествий, что доставило нам истинное удовольствие.
Так, например, мы узнали, что король Лилипутии был покрыт струпьями и соплив, но капитан Лемюэль не стал рассказывать об этом своим читателям, чтобы они не подумали ничего подобного о своем короле. По тем же причинам он воздержался от более подробного описания того, с каким ужасом, смешанным с любопытством, придворные лилипутки и королева встретили его благородные усилия потушить пожар в королевских покоях; в сущности, эти дамы были потрясены не столько пожаром, сколько средством, которым Лемюэль воспользовался, чтобы его погасить… Икскьюз ми, мадам!
Храбрый капитан, чтобы его не обвинили в безнравственности, был вынужден умолчать и о некоторых событиях в Бробдингнеге, героем которых был он сам. Он и словом не упомянул о том, что великанша того фермера, который нашел его на своем поле, первой попыталась с ним переспать. Эта грубая селянка едва не раздавила его в своих объятиях, но он сумел проползти между ее пальцами и отсиживался в старом башмаке до возвращения ее мужа… Не меньший интерес проявили к нему фрейлины Ее Бробдингнегского Величества. Если охранявшей его Глюмдальклич приходилось ненадолго отлучиться, они бесцеремонно вытаскивали его из ящика-домика, пытались раздеть и отнимали одна у другой. С самой влиятельной из них он в конце концов вынужден был переспать, потому что она пригрозила ему, что навлечет на него гнев короля. А в Бробдингнеге это было столь же ужасно, как и во всем остальном мире.
— Но каким образом? — спросила страшно заинтересованная Лина. — Вы с фрейлиной были такими разными… В смысле размеров.
— О мадам, позвольте мне избежать объяснений. Я лишь признаюсь вам, что имел у великанш необыкновенный успех, — скромно сказал мистер Лемюэль. — Молодость, молодость, триста тысяч чертей! Когда однажды муж фрейлины слишком рано вернулся домой и едва не застал меня на брачном ложе, она очень испугалась и в суматохе запихнула меня…