Процесс девальвации слова происходит угрожающе и трагически быстро. Может быть, я выражусь слишком резко, но в нынешнем положении вещей мне видятся признаки разложения языкового подсознания. Если дело пойдет так и дальше, через несколько десятилетий нам придется издавать Тайовского[12] со словарем старословацких архаизмов.
Мы обречены на то, чтобы думать (хотя многие думать не любят): этого требует прогресс человечества. Инфляция слова коварна и опасна для строительства социализма, потому что она опасна для мышления. Она нависает над ним как темная туча, как густой, непроницаемый туман; языковые схемы и шаблоны позволяют мысли двигаться лишь в опасно узком русле. Сковывание и умерщвление слов означает также сковывание и умерщвление мыслей, потому что слова — это форма мыслей, без них нельзя думать. Некоторые (многие) обленились настолько, что для них уже нет возврата; если у них насильно отнять схемы, они останутся обнаженными среди терний, мир станет для них темным, непроницаемым и бессмысленным.
Что делать?
Литература может многое, но далеко не все. Она может быть примером, может возвратить слову его смысл, вкус, цвет и музыку; она может вырвать слово из этого множества, может придать ему новое звучание, звучание новой эпохи. Все это возможно лишь при одном условии: что она будет экономить слова и не экономить мысли. В век кино и телевидения литература обязана в самых ограниченных рамках сказать как можно больше. Для современной литературы описание такой же анахронизм, каким кажется нашей современной технике паровой котел Джеймса Уатта; полнота и подробная обрисовка образа отступают перед несколькими штрихами, которые передают всю его сущность; слово должно нести в себе все, что оно только способно нести.
Такая литература (пока это больше идеал, больше воображение, чем действительность) может нанести удар инфляции слова, но не может уничтожить ее. Над тем, чтобы слово опять обрело свой потерянный смысл, должно работать все общество.
Уже не раз было доказано, что в марксизме, в строительстве социализма можно использовать культурный, чуткий и точный язык (об этом свидетельствует, например, язык классиков марксизма, а в последнее время — постановлений партии). Наши массовые производители и распространители слова, самые активные и решительные проводники его инфляции — газеты и радио — должны над этим задуматься. Выздоровление, естественно, не может быть легким и безболезненным: многие должны будут научиться делать то, чего им до этого делать не приходилось: думать.
Перевод О. Гуреевой.
РАЗМЫШЛЯЯ О БУДУЩЕМ
Современники славных мореплавателей не осознавали, что они вступают в новое время; то, что нам видится издали, из исторической дали как переворот и перелом, для них было серыми, неспешными буднями, наполненными надеждой и страхом, трудом и любовью, той извечной человеческой деятельностью, которая словно не подчиняется законам движения. И если мы не мудрее, то, по крайней мере, опытнее: мы знаем, что причастны к новой эпохе. Паровая машина: чувствуете, как патриархально это звучит? Завоевание космического пространства сегодня — уже не абстракция, а естественная обязанность человечества; кибернетика — уже не заклинание, не магическое слово, но повседневный помощник человека. Мы усилили свои органы чувств, свое зрение и свой слух, в миллион раз увеличили мощь человеческих рук, преодолели собственную тяжесть и взлетели к небесам, по сказкам и сказаниям мы знаем, что это были извечные мечты человечества. Нам по силам оказалось и то, о чем наши предшественники не смели даже мечтать: мы умножили эффективность человеческого мозга, и более того, преодолев силу притяжения нашей старой, доброй Земли, мы вырвались из ее плена.
Я помню, как в ясные дни мы, дети, напряженно ожидали пассажирский аэроплан и как гордились, заметив отблеск солнца на его серебристых крыльях; для наших детей взрывной грохот сверхзвуковых реактивных лайнеров стал будничным и привычным. Может быть, повзрослев и постарев, и они не без сентиментальности будут вспоминать об исчезнувшем облике воздушных кораблей, который был музыкой их молодости. Наши дети принадлежат грядущему: мир технических чудес является их естественным миром. Они нерасторжимо срослись с ним; их представления, их потребности, их игры и их будущее — все это уже связано с этим миром и осуществлено в нем; смело и глубоко дышат они новым воздухом, который мы вдыхаем опасливо и осторожно, порою по-стариковски с недоверием качая головой.