Неустойчивость антифашистской буржуазии, объясняемая ее противоречивой классовой задачей в революции, отражается как в отдельных характерах, так и в общем характере ее политической и военной деятельности. Военное командование вело войну трусливо, Голиан, пожалуй, никогда не верил в военный успех Восстания. Когда 5 сентября Ференчик[69] вернулся из Москвы, он сказал ему: «Не разбирай рюкзак». Одной ногой мы в бою, другой отступаем. Они воевали трусливо, умирали, однако, достойно.
Союз существовал до тех пор, пока был общий враг. Спор углублялся и перерастал в классовую борьбу. Окончательно вопрос решился в феврале. Тот, кто сбежал, предал Восстание, предал родину. А в сущности, разве это не одно и то же? Союз в борьбе стал союзом в совместной работе. Повстанческие национальные комитеты и повстанческий Словацкий национальный совет существуют теперь уже не как традиция, а как живое зеркало этого союза.
Таким образом, во время жесточайшей войны всех времен словацкий народ осуществил свое самое крупное и важное историческое завоевание: завершил свою национально-демократическую революцию и присоединился к прогрессивным народам мира.
Я не люблю исторических аналогий, как правило, они легковесны. Однако штуровцы не были для восставших просто исторической аналогией, они были живой водой, ежедневной потребностью и необходимостью. Народ почувствовал, что этим завершается огромная историческая работа, что после многих исторических катаклизмов осуществляется самая прогрессивная из первоначальных штуровских концепций, то есть создание народной и социально справедливо организованной Словакии.
«Этим актом мы заплатили долг сами себе», — сказал Л. Новомеский о Восстании. Это был акт исторического очищения. «Оно (Восстание) дало миру сознание нашей новой истории. Для нас оно, в свою очередь, явилось источником нового исторического самосознания. Национальные интересы Словакии, — и Восстание это еще раз подтвердило, — решаются в борьбе за прогресс, демократию, и одновременно с революцией за социализм».
Действительно, чем бы мы были без этого нового исторического самосознания? Чем бы мы были без этого сознания, касающегося не только нас, но и самых тесных отношений с братским чешским народом, с новой Чехословакией, и в более широком смысле — со всем антифашистским лагерем, наших отношений к прогрессу, к социализму? «Словацкий народ, — писал Г. Гусак в цитировавшемся выше «Свидетельстве о Словацком Национальном Восстании», — внес свою лепту в свою и нашу свободу. В борьбе против фашизма, по библейскому выражению, он не был из числа меньших европейских народов».
Мы гордимся историческим значением Восстания. Гордимся тем, что коммунисты стояли во главе мощного всенародного движения, гордимся преданной непоколебимостью его руководителей и тысяч местных работников, самоотверженностью, единственной наградой за которую была победа правого дела. Мы помним о мертвых, живем с живыми. Мы не забываем о партизанских командирах и десятках тысяч партизан, о пепелищах и братских могилах, о замученных жертвах, о солдатах Восстания, студентах, молодежи, обо всем антифашистском фронте. Мы не забудем и советских друзей, соратников по борьбе: ведь великий национальный исторический акт смог осуществиться только благодаря тому, что на востоке были уже не просто русские братья, а самое главное — новая советская революционная власть.
Нам дорого досталось современное сознание историзма, тем ценнее оно для нас. И поскольку мы ничего не получили даром, все это живет с нами.
1973
Перевод И. Сырковой.
КУЛЬТУРА ПРОТИВ ФАШИЗМА
Феномен фашизма имеет много аналогий в истории цивилизаций, включая и европейскую цивилизацию. И все же этот феномен своеобразный и особенный, потому что он выношен в только ему присущем лоне, в лоне буржуазии: в судорогах, весьма похожих на предсмертные, буржуазия родит фашизм. Возникший на почве неразрешимого конфликта в социально-экономических отношениях, искусно и тщательно скрываемый недуг вдруг вылезает из всех щелей, и вот в натянутой улыбке стареющей дамы проглядывает оскал мертвеца.
Пробил час, когда сброшена последняя маска.
Это смертный час. Появление фашизма на свет, его ускоренное нарастание, его крах — все вокруг словно погружается в смертоносный раствор. И первое, чему угрожает гибелью, эта форма буржуазной цивилизации, есть культура человечества. То, что приносит с собой фашизм, не есть какая-то иная культура, это — тотальный дефицит культуры, вредоносная пустота, темные, всепоглощающие воды ничтожности. Прежде чем запылали печи крематориев в Освенциме, Майданеке и над зелеными лугами других районов, на площадях чистеньких и культурных городов полыхали костры из книг. Культура должна была стать первоочередной жертвой: прежде чем замучить человека, надо было истребить его культуру.
69