— Карбонарии повсюду находят и любят друг друга, — говорит леди. Затем ведет Сечени в небольшую гостиную и там из стоящей посреди комнаты витрины извлекает чеканную золотую табакерку.
— Это он оставил мне в наследство… — И она кладет табакерку на ладонь Сечени. В крышку табакерки оправлена крупная камея с изображением козы и олененка, щиплющих виноградную лозу.
Леди берет с ладони Сечени табакерку, бережно открывает ее и вынимает оттуда какой-то листок.
— Прочтите это!
На листке пергамента, обрезанном точно по форме табакерки, надпись энергичным почерком: «De l’Empereur Napoléon à Lady Holland témoignage de satisfaction et d’estime»[47].
Растроганный Сечени хочет убрать листок на место.
— Прочтите и на обороте, — предлагает леди.
Сечени перевертывает пергамент.
— «Donne, — читает он вслух, — par le Pape Pius VI. à Tolentino, 1797»[48]. Неужели то самое?.. — спрашивает он.
— Да. То, что он получил от папы.
Тут к ним присоединяется и лорд Холланд.
— Он на редкость умел выдержать стиль и в совершенстве обладал чувством меры. Будь подарок ценнее, леди Холланд не приняла бы его. Если выражения были бы сильнее, их нельзя было бы счесть искренними. А в такой форме — это высочайшее признание… Леди Холланд была неутомима, она сделала все, чтобы смягчить его участь во время пребывания на острове Святой Елены.
— Даже о кончине его я получила весть первая, — возбужденно подхватывает дама. — Анонимное письмо, 5 июля прошлого года. Мы как раз находились в Париже. А умер он 5 мая… Парижское общество гораздо позднее узнало об этом событии. — Этот рекорд в немалой степени прибавил леди самодовольства.
— Вы приветствовали меня как карбонария, миледи! — замечает Сечени, от внимания которого не укрылось тщеславие леди. — Но ведь Наполеон не был карбонарием.
— К сожалению! — воинственно-сердито отвечает дама.
— По мнению Наполеона, — спешит на выручку супруге лорд, — «французы любят равноправие и не слишком заботятся о свободе», — он медленно выговаривает слова. — Еще во время первой ссылки на остров Эльба он сказал это лорду Элвингтону… Подлинность этих слов не подлежит сомнению.
— А к гибели его привело то, что он не был карбонарием, — с раскрасневшимся лицом вмешалась леди. — Граф Моль пересказал нам один свой разговор с Наполеоном за несколько дней до Ватерлоо. Он не желал принимать помощь от демократов, якобинцев, хотя и видел, что без них ему не поднять Францию к сопротивлению. Вот почему и победили Блюхер и Веллингтон.
«Я колеблюсь, как тростник, не знаю, что мне делать», — заносит Сечени в свой дневник. Он все еще в капитанском чине, но теперь желает подать в отставку. Посещать дом Холландов было интересно, но он знакомится и с сэром Гудзоном Лоувом — губернатором острова Святой Елены, тюремщиком Наполеона, и Веллингтоном — победителем Наполеона. Герцогу Веллингтону он даже наносит визит. Часто обедает Сечени у посла Пала Эстерхази. Лица юных лондонских леди тешат его глаз. С видимым интересом отмечает он в своем дневнике сумбур любовных интриг в кругу английской аристократии. Лишь с Вешелени он встречается редко.
Сразу же по прибытии в Лондон Сечени отвез его в Нью-маркет на конскую ярмарку. Иногда он и сам выезжает смотреть лошадей, но не скрывает своего недовольства, грубости, скупости; Вешелени уже не раз пожалел, что воспользовался его приглашением; ведь он видит, что Сечени не из тех друзей, от которых следует принимать денежную поддержку… Присмотрел он лошадь — хорошую и задешево, так что мог бы позволить себе покупку даже при его скромных средствах. Однако пока стесненный в средствах Вешелени колебался: покупать — не покупать, — Сечени и эту лошадь приобрел для себя.
Правда, разок-другой он выводит Вешелени на приемы к Эстерхази. Вешелени чувствует, что своей неотесанностью вгоняет Сечени в краску, и от этого делается еще более неловок. Как-то раз, когда они поднимались по лестнице роскошного посольского особняка, этот здоровяк — медведь, трансильванский зубр — во весь рост растянулся на навощенных ступеньках. Он теряет уверенность в себе, впадает в хандру.
Правда, когда Вешелени садится верхом — испытать лошадь, то даже нью-маркетские тренеры и жокеи, брезгливо-высокомерные знатоки лошадей, и те диву даются.
Но как только дело доходит до торгов, Вешелени опять делает промашку за промашкой. Не зная всех хитросплетений английских законов, он чуть не попадает в долговую тюрьму… Уэтерли, конский барышник, продает ему лошадь, а на следующий день запрашивает за нее более высокую цену, чем та, на которой они сошлись накануне. Вешелени приходит в ярость: не нужна ему лошадь, ни эта, ни другая — ни за какие деньги! И тут вдруг его хватают, ставят перед лицом закона — еще немного, и он бы познакомился с долговой ямой.