З и л ь б е р б р а н д т. Tod kann der Mensch nicht allein sein[371], ваше превосходительство. Это совершенно атеистический взгляд, ваше превосходительство. Мертвецы не могут быть в одиночестве после своей субъективной смерти. В смерти человек сливается с конечной причиной всех вещей: как все воды возвращаются в океан, так и наша душа после смерти снова сливается с богом. Causa efficiens, formalis et finalis![372]
Д - р А л ь т м а н. Если бы вам довелось вскрыть хоть одну лягушку, вы бы не надоедали нам этим, дражайший Зильбербрандт. Своей дьяконской манерой вы мне иногда просто действуете на нервы. Смерть не что иное, как логическое превращение материи: органические субстанции распадаются на неорганические. Раз человек начал превращаться в углекислоту, аммиак и H2O — все кончено! И, как вы говорите, он действительно вливается в океан, но только в виде H2O.
З и л ь б е р б р а н д т. Логическое превращение материи! Будто материя нечто материальное, будто современный эмпириокритицизм (и махистов, и самих социал-демократов, если угодно) не опроверг эту догму о материи. Будто сейчас не подтверждаются, как никогда, слова: «Ipsa etiam materies, si quis intentus aspexerit, ex incorporeis qualitatibus copulatur!»[373]
Звонит телефон.
П у б а. Да, это я. Доктор Фабрици. Слуга покорный, господин главный управляющий. Извините меня, но — vis maior[374]. Да, господин главный управляющий. Совершенно внезапно: wie ein Blitzschlag! Jawohl![375] Нет, нет! Он был в прекрасном настроении, курил, да, выпил вчера два бокала шампанского, в порядке исключения. Да. Катастрофа наступила очень быстро, господин главный управляющий. Да, да. Алло! Да. Уже через несколько минут тут был доктор Альтман. Да. Уколы камфары. Но безуспешно. Агония была очень короткой, с очень маленькими передышками. Катастрофа. Да! Нет, нет! Он был наверху, в комнате для гостей, у Леоне. Они разговаривали, и вот в разговоре, вдруг, без всякой причины!.. Алло, алло! Простите! Господин главный управляющий, пожалуйста, извините, но я, как юридический представитель покойного, имею к вам один деловой вопрос: одиннадцатого, алло, одиннадцатого истекает срок векселя в Disconto Italiane — на семьдесят две тысячи долларов. Алло! Вы об этом не знаете? Да! Алло! Да, и вы заинтересованы. Генерал-директор Фридман об этом понятия не имеет. Он потерял голову! Нет! Покойный не оставил никаких указаний. Ничего. Абсолютно ничего. Хаос! Фридман ничего не знает. В Гамбурге, Фридман говорит, все покрыто. Алло! Да! Есть еще несколько — поменьше, да, но ни одного больше, чем на сто тысяч. Один на тысячу двести фунтов в Венском банковом объединении. Алло! Да, хорошо бы. Три дня назад, господин главный управляющий, я взял по его инициативе завещание от нотариуса. Не знаю. Кажется, для каких-то изменений. Ничего не знаю. Ключи от сейфа и письменного стола у меня. Да. Мне их передала баронесса, как только я пришел. Да. Я думаю, это было бы лучше всего. Я вызвал Фридмана и Радкая, ждем их с минуты на минуту. Пожалуйста, это очень важно! До свидания, господин главный управляющий! Честь имею!
Ф а б р и ц и (еще во время телефонного разговора встает, по его быстрым и резким движениям видно, что он нервничает. Подходит к открытому окну, рассеянно барабанит по стеклу, потом заходит в альков и снова возвращается на свое место). Есть где-то черта, дойдя до которой человек должен раздеться догола, как рекрут. Der Mensch kleidet sich einfach aus:[376] и фрак, и цилиндр, и парик, и звания, und allerhöchste Anerkennung, das auch![377] Voilà![378] Шеф фирмы «Глембай Лимитед», глава «Глембай и компания», Société Anonyme[379], председатель Индустриального банка, финансовый магнат, патриций und alles das legt man ab! Man wird ausgezogen! Eigentlich: schrecklich![380] «Il trionfo de la morte»[381] ist eigentlich ein abscheuliches Bild![382] Глембай моложе меня на четыре месяца. Весь вечер мы разговаривали, смеялись, шутили, еще два часа назад он был на ногах, говорил, как и мы, двигался, ходил, господи боже мой, — и где же теперь этот человек? Господи боже! Человек падает и разбивается, точно фарфоровый! Все это не так просто. Может быть, и прав Зильбербрандт: hinter der Sache steckt doch etwas![383] Что тут может поделать такая сомнительная штука, как твоя материалистическая медицина, мой дорогой Альтман!
Д - р А л ь т м а н. А что, собственно, по-вашему, должна делать медицина, illustrissime? Остановить смерть? Почему же теология не может остановить смерть?
373
«И сама материя, если ее внимательно рассмотреть, состоит из бестелесных качеств!»