Л е о н е. Какие там нервы! Мне ничего не нужно, спасибо! Нервы! Хорошо еще, что ты не сказала, что я неуравновешенный субъект. Это чистейшая правда! Тот вараждинский Глембай поставил для спасения души золоченый алтарь в реметинской церкви, но душа его не спаслась! Посмотри на этого Глембая. Все называли его нижнюю челюсть веласкезовской, на самом деле она выражает преступность, зверскую преступность! Это был опасный зверь, хищник! И моя необъяснимая ненависть к этому человеку, моя нечистая ненависть к нему с того самого дня, как я научился жить своим умом, — тоже преступное, глембаевское во мне. Моя глембаевская кровь! Хорошо, допустим, что это мания преследования, болезнь, но что-то грязное, мутное, бездонное во мне — оно властно заявляет о себе уже несколько лет; я его таскаю в себе по свету, как собственные потроха! Я пытался найти рациональное объяснение этому своему ужасному инстинкту! И счел мамину смерть достаточно разумным основанием для такой подсознательной ненависти. С того момента у меня было немало оснований ненавидеть его сознательно, как убийцу моей матери! А на самом деле это была схватка шакала с шакалом, это в нас боролась глембаевская кровь!
А н г е л и к а. Леоне, ради бога, прошу тебя, Леоне, образумься!
Л е о н е. Все это так, так и не иначе! И тут может быть только одно решение: или грызться, как шакалы, или…
А н г е л и к а. Или?
Л е о н е. Покончить с собой.
А н г е л и к а. Леоне!
Л е о н е. Да, только так. Знаешь, я много лет боялся того, что случилось сегодня. Как ягуар, поджав хвост, я старался подальше обойти эту свою тайну. Одиннадцать лет я не появлялся в этом доме из страха перед преступлением и, когда-все-таки попал сюда, — сразу учуял кровь. В этом тумане, среди мертвецов я инстинктивно боялся чего-то — и вместе с тем болезненно наслаждался тем, что удобный случай все-таки представится. И когда этот случай, в самом деле чрезвычайно удобный, представился, я, вместо того чтобы отойти от бездны, как обезьяна, по-идиотски прыгал на ее краю, пока все не сорвалось в нее. Даже в самую последнюю секунду я знал, что произойдет что-то ужасное, но страсть была сильнее рассудка! Глембаевский императив — он овладел мной, и я запятнал себя своей собственной кровью. Все это хаос, дорогая моя, добрая Беатрис! Все это так страшно! (Без слез и стонов эта судорога — судорога человека, который сурово и безнадежно смотрит на себя самого.)
А н г е л и к а (ласкает его нежно и сочувственно, как больного ребенка). Нет, Леоне, все это не так мрачно. Страшно и безнадежно было бы видеть и знать, что ты не в состоянии ничего предпринять. Но когда смотришь на все так ясно и разумно, как ты, — это совсем не страшно. Это значит обладать силой внутренней, высшей силой сопротивления своим тайным инстинктам; это значит ощущать возможность спасения. И именно у тебя, с твоим большим светлым талантом, с твоим высоким интеллектом, именно у тебя, Леоне, нет никаких оснований…
Он благодарно целует ей руку. Он кладет ее руки на свой лоб, медленно подымается, смиренно и молитвенно становится на колени перед Ангеликой и так застывает.
Л е о н е. О, как ты добра, Ангелика! Единственным лучом света во всем этом могла быть чистая рука на моем лбу с его зловещей болью. Только под влиянием чьей-нибудь высокой морали я еще мог бы смыть с себя все это, я еще мог бы найти смысл жизни в неземной гармонии; и мой талант мог бы обнаружить себя, утвердиться, я бы мог работать, творить, жить, я бы выздоровел — выкарабкался из этого…
В этот момент появляется баронесса К а с т е л л и. Она входит так стремительно и яростно, что Леоне, совершенно растерявшись, остается на коленях перед Ангеликой. Баронесса в крайнем возбуждении — прическа ее растрепана, движения безумны, она до того вне себя, что в первый момент производит впечатление сумасшедшей. Она визжит в отчаянии и гневе.
Б а р о н е с с а К а с т е л л и. Verflucht sei der Moment, wo ich diesen Schuft kennen gelernt habe! Elender Hochstapler! Mein schwer verdientes Geld[476], мою муку-мученическую украл этот мошенник, эта старая свинья! Звонят со всех концов, ich bin beraubt worden[477], это ужасно, это невероятно, я сойду с ума, это ужасно, — Schuft elender, krimineller…[478]
Л е о н е (поднялся и смотрит на разъяренную женщину). Прошу вас, ведите себя пристойно! Что это такое! Вы здесь не одни.
Б а р о н е с с а К а с т е л л и. Вот как? Und so einer wie Sie, wird mir vorschreiben, wie ich mich benehmen soll?[479] Старик меня ограбил, а вы еще будете меня оскорблять? Не только в «Промышленном», но и в «Лионском кредите» и в «Венском Объединенном», überall hat er mich bestohlen! Ich bin bestohlen worden, verstehen Sie das nicht? Dieses alte Schwein hat mich beraubt! Schweine seid ihr und Bagage, das seid ihr[480]. А это поведение, достойное монахини? So benimmt sich eine Straßendirne, nicht eine Nonne! Das ist kein öffentliches Haus! Ich bitte mir aus, dass ein Schwein wie Sie so mit mir spricht![481]
476
Будь проклят час, когда я встретила этого подлеца! Жулик несчастный! Мои деньги, заработанные такой ценой
480
Везде он меня обворовал! Я ограблена, понимаете вы это? Эта старая свинья меня ограбила! Свиньи вы и мерзавцы, вот вы кто!
481
Так ведут себя уличные девки, а не монахини! Здесь не публичный дом! Я не позволю, чтобы такая свинья, как вы, говорила со мной подобным образом!