Можете ему это передать, если хотите. Император милостив. Хотя Фердинанд Третий не так щедр, как его отец — Фердинанд Второй, но Банер — это особая статья! Хотите взглянуть на дворец Валленштейна? На парк? Полюбоваться чучелом коня, на котором Валленштейн был под Лютценом? Вы ведь тоже были под Лютценом, храбрый рыцарь со звездой! Но в конце концов янтарь — это не золото. Хотите посмотреть, какой дворец построил для себя «чешский король»? Следует отметить, он не любил жить в чужих домах и строил свои собственные. А вот мы уже долгие годы мыкаемся по чужим домам и спим в чужих постелях. И вы тоже. Хотите посмотреть?
— Нет, не хочу, — сердито отказался Иржи.
— Этот дворец выстроен на фальшивые деньги. Можете мне поверить. У меня самого есть монетный двор.
— Нельзя ли попросить воды, — перебил его Иржи.
Шлик хлопнул в ладоши и велел лакею принести воду. Иржи пил с жадностью. Шлик смотрел на него, прищурив глаза.
— Если бы вас немножко попробовали пытать, вам было бы еще хуже, — сказал он.
— Вы мучаете нас уже больше двадцати лет!
— Мы взаимно мучаем друг друга. Мы вас, а вы нас, дорогой господин.
— Почему?
— Вы хотите пофилософствовать? Как illustrissimus ille Comenius?[139] Разве в шведском лагере нет астрологов? Спросите их, что сулит теперешнее расположение комет? Спросите — вертится ли земля вокруг солнца или вокруг груды золота? Я — солдат. А у меня монетный двор. Есть имения в Чехии, которые вы опустошаете, и в Моравии, которые вы грабите. Вот я и веду против вас войну, и кого из вас поймаю — замучаю насмерть. Скажите Банеру, что иезуиты умнее его проповедников, и потому мира не будет. И никто из вас не вернется домой, все подохнете на чужбине, а после смерти вас заберут черти! Потому что это война, злая и не знающая милосердия, война между большими господами, а они — самые голодные и жадные.
— Чума вас всех побери! — закричал Иржи.
— Да ведь чума уже пришла!.. Если открыть окна, вы почувствуете смрад. И все-таки мира не будет, и все-таки вы, дворяне, домой не вернетесь! Прага смердит, — ладаном, трупами, дохлятиной. И кони падают. Да и у вас в «Звезде» тоже. Вы потащитесь пешком через зачумленный край прочь отсюда, в Саксонию, Бранденбург и дальше к морю. Броситесь в воду, чтобы спастись от наших мушкетеров и от чумы в вашей армии. Праги вам больше не видеть, мой маленький паж! Она как старая проститутка, которая тем только и занята, что исповедуется и кается. Капуцины, сервиты, кармелиты, босоногие августинцы и иезуиты расплодились тут, как клопы, и сосут у людей кровь. Архиепископ — генерал, а генерал под панцирем подпоясывается по-монашески веревкой. Гуситы обмусоливают ноги у деревянных Христов. Я — обвинитель и преследователь Валленштейна, сижу с вами за столом, за которым когда-то пировал Валленштейн. А в «Звезде» Банер проливает слезы над больной женой и умоляет меня послать ему кудесника доктора, паписта, потому что потерял веру в лютеранского господа бога. В мужских штанах по стокгольмскому замку бегает девочка Кристина и готовится сменить религию. На содержании кардинала Ришелье шведские войска, находящиеся в Германии, — Gallia ubique victrix![140] — а последний честный немец Бернард Веймарский был у него наемным солдатом и бесславно кончил жизнь. Он тоже прибирал к рукам латифундии. Грабит и князь Эггенберг, крадет и Траутманнсдорф и наверное… — Шлик оборвал фразу и некоторое время молчал. Потом договорил: — Будьте здоровы, сударь. Я пошлю вам обед.
И быстрыми шагами вышел из зала.
В зал вошли два алебардщика и встали у двери.
Явился лакей и спросил, что гостю угодно к обеду.
— Спасибо. Есть я не буду.
Лакей поклонился.
До трех часов пополудни ожидал Иржи под охраной солдат с алебардами в зале, где пировал Валленштейн. Потом ему завязали глаза и за руку отвели в карету. Он слышал звон с какой-то колокольни. На улицах страшно воняло. Слышен был и топот солдатских сапог.
У Страговских ворот с него сняли повязку. Он увидел доктора Освальда, возвращающегося из «Звезды».
Иржи вскочил на своего коня. В лагерь его снова сопровождал трубач.
19
Прекрасная госпожа Банер выздоровела. Доктор Освальд и в самом деле оказался кудесником. Он молился по-латыни, произносил заклинания по-древнееврейски, воздевал руки к небу, окуривал ее монгольскими и татарскими благовониями. Влил ей в горло столько вонючих лекарств, что ее рвало. Но в результате она поднялась с постели.