Камерариус скрепя сердце согласился, но на пана Шлика затаил обиду.
Много также было разногласий по поводу личности лекаря. Доктор Румпф из Гейдельберга, принимавший и первенца, и второго сына Фридриха, и принцессу, хотя и был уже со своими помощниками на пути в Прагу, но задержался в Смрчинах из-за снегопадов. Английскую повитуху на этот раз король Яков не прислал. Пан Яхим Ондржей Шлик уже неоднократно предлагал знаменитого доктора Яна Есениуса, ректора-магнификуса пражской академии{56} и профессора хирургии, который подыскал бы и здешнюю повитуху, умелую и чистую. Примечательно, что и на этот раз дело решил пан Шлик, отметив целый ряд благоприятных обстоятельств, свидетельствующих в пользу доктора Есениуса. Ведь несмотря на верхневенгерское происхождение и наличие у него в Венгрии недвижимости, доктор Есениус имеет в Праге многолетнюю практику, а также пользуется широкой известностью по всему королевству и за его пределами, к тому же он был представителем чешских сословий на переговорах с князем Бетленом, томился в венской тюрьме и ко всему прочему обладает даром пророчества. Известно, что на стене своей тюремной камеры он написал I. M. M. M. M., то есть Imperator Mathias Mense Martio Morietur — император Маттиас умрет в месяце марте — что и исполнилось впоследствии. Кроме того, наряду с родной чешской речью владеет он еще венгерским, немецким и латинским языками, так что сумеет объясниться с королевой.
Король дал согласие, и вечером дня святого Стефана доктор Есениус был доставлен в замок в королевской карете. Королева допустила его к своей особе, но осмотреть себя не позволила, заявив, что до срока еще далеко. А доктор, воспламенявший своими речами князей, королей и императоров, не нашел достаточных доводов, способных переубедить венценосную пациентку. Не позволив ощупать свой живот даже через четыре юбки, королева заметила, что от разговоров о беременности а родах ей делается дурно, поскольку все, связанное с телесными отправлениями, противно ее естеству.
Доктор Есениус погладил бородку и с улыбкой осведомился, известно ли королеве, каким образом она уже произвела на свет троих детей. Скривив рот в усмешке, королева надменно ответила:
— Carissime[9] доктор, знаю и в то же время не знаю. Представьте, есть и такие женщины. Особенно в холодных северных странах.
Доктор покивал головой и прекратил свои расспросы.
Однако назавтра, в день святого Иоанна, в полдень, его снова вызвали в замок с настоятельным приказом пана Вилима из Роупова захватить с собой опытную повитуху и столько помощников и помощниц, сколько он сочтет нужным, ибо у королевы появились несомненные признаки близких родов.
Король с раннего утра охотился в брандысских лесах. А посему канцлер Камерариус все же настоял на приглашении в Град наиболее именитых сановников королевства: пана Вилима из Роупова, пана Берки из Дубы{57}, пана Вацлава Будовца из Будова, пана Яхима Ондржея Шлика и пана из Вхыниц{58}, церемониймейстера. Камерариус усадил их всех в передней опочивальни роженицы за богато накрытый стол, дабы скрасить сим достойным мужам часы ожидания. Двери в соответствии с распоряжением Камерариуса оставили открытыми, чтобы господа сановники слышали стоны и крики королевы, раз уж они не могут согласно парижскому обычаю присутствовать у ее ложа.
Впрочем, королева вовсе и не лежала, а прохаживалась по опочивальне. Прогнав доктора Есениуса, повитух и леди Эпсли, она велела позвать пажа Иржика и приказала ему снова и снова рассказывать, как рожала его мать в ячменном поле в грозу и дождь и по-звериному перегрызла пуповину.
Иржик говорил, но сердце его сжималось при взгляде на лицо королевы, то бледное, то красное от подступающих схваток.
К трем часам пополудни Иржик признался, что не в силах больше сносить ее муки, поскольку сам страдает даже больше, чем она. И более уместно, видимо, было бы присутствие короля-супруга.
Леди Бесси только махнула рукой:
— А может, в этот час ты мне милее отца будущего ребенка?
На глаза Иржика навернулись слезы. Она погладила его по волосам и отправила за доктором Есениусом в Зеленую комнату.
— Можешь не возвращаться, слишком уж ты впечатлительный!
И Иржик остался в зале прислуживать чешским сановникам, что несли свою караульную повинность. Изредка до него доносились стоны и голос доктора Есениуса, успокаивающего терпящую муки королеву.