Отец выслал за мной рыцарей. Сегодня они явились, а назавтра меня увезли. Это случилось в апреле. На зубцах кршивоклатских стен цвели две тонкие черешни, пустившие корни в кусочке земли.
Я не знал, для чего меня увозят. Все произошло стремительно. Грохот подъемного моста, веселые голоса рыцарей в странных костюмах, крики ландскнехтов, повозка и четверка лошадей, красный от волнения бургграф, бледный рыцарь, еще более побледневший, Зденек, который заложил руки за спину и насвистывал, чтобы прогнать слезы, а под черешнями стояла Блаженка.
Я подбежал попрощаться с ней, просил помнить наш уговор — что она будет чешской королевой…
Но Блаженка лишь грустно улыбнулась мне, а на глазах у нее выступили слезы, две слезинки — крупные, тяжелые. Как градины… И тихо ушла с поникшей головой, а за моей спиной уже чужеземный рыцарь с громким смехом кричал, где же mon prince Vence… Vences… Venceslav?[174]
С той поры я так и не видел Блаженку; не знаю и — видит бог — не хочу знать, что с нею сталось. В любом случае это меня опечалило бы…
Король не ждал особенных похвал. Он был тут мужчиной в мужской компании и все же обрадовался, когда рассказ всем понравился. Он даже рассмеялся, когда магистр Витек заметил, что сердце короля чересчур рано трепетно забилось при виде женской красоты.
— Моя ли вина, магистр, что предметом наших бесед ты избрал женщин? Если бы ты нашел другую тему, я, пожалуй, сумел бы доказать, что очень рано узнал и другие удовольствия.
С этими словами король встал и откланялся. Долгое повествование все же утомило его.
Простившись с ним и допив вино, отправились на покой и остальные. За два минувших дня было рассказано шесть историй, но вместо усталости они чувствовали, что в них пробуждаются все новые воспоминания и мысли.
Довольно основательно подготовились они к третьему вечеру, во вторник, когда первым начал пан Бушек. Пожалуй, у них начала складываться традиция, что начинал пан Бушек, а пан Ешек тотчас вслед за ним рассказывал что-нибудь благочестивое. Но священник хорошо умел и слушать, а это тоже искусство.
После ужина, разумеется, далеко не постного, пан из Велгартиц приступил к рассказу.
Перевод Н. Аросьевой.
ОЛЬГА
Рассказ о том, как пан Збынек из Тршебовле насмехался над флорентийским чародеем Скарабео и что ему пришлось из-за этого поневоле пережить.
Как-то мессер Скарабео, чародей флорентийского князя, держал путь из Италии во Францию и по приказу своего господина остановился по дороге при пражском дворе. Случилось это в третий год царствования Карла, король был очень молод и весел. После угощения показал Скарабео королю и архиепископу Арношту свое искусство, которому все дивились.
Например, Скарабео заставил исчезнуть вино из полных кувшинов, и оттуда вылетели голуби. У гостей вдруг полыхнул огонь изо рта, король же схватился за собственное ухо, превратившееся в язык пламени, похожее на огненное сияние, сотворенное Святым Духом над головами апостолов, но пальцы он не обжег. Два пажа поднялись в воздух и стали передвигаться по пиршественному залу в двух стопах над полом. Старый литомержицкий каноник, частый и желанный гость короля благодаря своей учености и рассудительным речам, вдруг громко заплакал и стал звать кормилицу…
Все смеялись и выражали свое восхищение флорентийскому волшебнику, лишь молодой пан Збынек из Тршебовле мрачно ухмылялся, приговаривая, что все это обман зрения и никакое не волшебство, а воплощенная ложь. Флорентиец до поры до времени терпел недоверчивые высказывания красивого молодого рыцаря, но потом приблизился к его креслу и, похлопав по плечу, спросил, не желает ли тот еще сегодня стать королем и не думает ли он, что нынче же его седую голову засыплет снег?
Пан Збынек посмотрел в окно. День был ясный, как родниковая вода, стояла благоуханная, теплая весна. Со стороны крепостного рва, где цвела черемуха, доносилось птичье пение. Пан Збынек встал и произнес:
— Метр, во-первых, сейчас поздняя весна и о снеге не может быть и речи. Во-вторых, я не хочу быть королем, ибо рядом с его королевским величеством, — при этом он глянул на Карла, слушавшего их разговор, — я выглядел бы как нищий перед архиепископом. И потом, я попросил бы вас заниматься своими фокусами и не вмешиваться в судьбы людей.
Скарабео только улыбнулся и сказал:
— Но попробовать вы могли бы, господин! Предлагаю вам небольшую прогулку, — прямо здесь, от вашего кресла к окну.