— …что и соблаговолите передать вашему эрцгерцогу!
Фюрстенберг потрогал эспаньолку. Он предпочел не расслышать неуважительного тона в обращении «эрцгерцог» — тут уже не было ни изысканности, ни благородства, ни мудрости, а прозвучало всего лишь спесивое пренебрежение. Пожав плечами, граф поднялся и, расшаркавшись, по-иезуитски неслышно выскользнул из залы. Но едва за ним затворились двери, смертельная тоска навалилась на юного Адониса-Ахилла-Одиссея. В духоте жарко натопленной залы его бил озноб. Грудь теснили рыдания, в носу запершило, глаза увлажнились. Да стоит ли в конце концов чешская корона страданий земных и мук вечных? Не придется ли ему потерять в погоне за ней и свой Пфальц и шапку курфюрстов? И удастся ли закончить заложенный в Гейдельберге дворцовый парк?
Но леди Бесси, укладываясь на ложе в мрачном амбергском замке, увещевала супруга:
— Выбрось из головы бредни этого кривого рыжего из Вены! Верь в предначертанное! Из лилии чешской короны взрастет корона другая! Тебе суждено стать первым протестантским императором! Разве ты не потомок Карла Великого?
По мостовой звонко зацокали копыта конной хоругви. Дорога возле Вальдсаса была вымощена брусчаткой.
Фридрих подъехал к полковнику, возглавлявшему свиту, и спросил по-французски, не случалось ли ему бывать в чешских лесах раньше. Полковник не понял.
— Euer Gnaden, ich bin aus Schwaben! — объяснил он. — Я родом из Швабии!
Фридрих повторил вопрос по-немецки, но в нетерпении так и не дождался ответа. Усатому швабу, видимо, привычнее было размахивать саблей, нежели ворочать языком. Он собрался было добавить, что за всю жизнь не покидал рейнского края, но прежде чем выдавил из себя хотя бы слово, Фридрих уже скакал вдоль кортежа к экипажу леди Эпсли. Коротко осведомившись, чем занят маленький Хайни, Фридрих подъехал к леди Бесси и засмотрелся на спящую жену.
— Она прекрасна, словно светлый лик луны, — меланхолически процитировал он Вергилия. Будить ее Фридрих не стал, но ехал шагом вслед за ее каретой до самого Вальдсаса.
2
В ночь на 24 октября 1619 года в Вальдсасе спали разве что древние старики да малые дети. Остальные жители высыпали на узкие улочки и булыжную мостовую городской площади или же, высунувшись из окон, глазели на повозки пфальцграфского кортежа, на рейтар и пеших, что уже суетились повсюду, покрикивая и перебраниваясь на разных языках у дверей веселых домов и трактиров. Наконец хозяева открыли-таки свои заведения, и уже через час отовсюду неслись песни.
Только у бывшего цистерцианского монастыря{5} было тихо. За двойной шпалерой выстроенных на нидерландский манер солдат под бело-голубыми знаменами молча и почтительно топтались любопытные. Ожидали чешских, моравских, силезских и лужицких вельмож, которые на восемнадцати каретах должны были прибыть из Хеба. Под предводительством пана Ахаца из Донина{6} они как раз подъезжали к монастырским воротам.
Время близилось к полуночи, но светло было, словно днем. По четырем углам громады монастыря пылали огромные костры. Светились бойницы в стенах замка, окна похожего на неприступную крепость аббатства, и дозорная башня, у основания каменная, а выше срубленная из бревен и крытая тесом. У широких въездных ворот горела в чанах смола, а монастырский двор освещали факелы. Багряные сполохи озаряли уходящую ввысь стену собора, увенчанного уже где-то под облаками четырехгранной башней в виде островерхого шлема. Сиявший некогда на вершине башни золоченый крест сбросили лет шестьдесят назад, когда были изгнаны монахи-цистерцианцы и новая вера повела борьбу с распятиями, образами и прочими атрибутами католичества.
За два часа до этого под робкие приветственные возгласы вальдсасских горожан через ворота проехал пфальцграф Фридрих с супругой. Они расположились в собственном доме, поскольку после изгнания цистерцианцев монастырь со всеми своими службами отошел пфальцграфскому двору.
Два нидерландских гвардейца, скрестив алебарды, встали на страже у дверей, за которыми избранный король чешский впервые принимал депутацию сословий, что назвали его своим государем, отвергнув двух других претендентов — курфюрста саксонского Иоганна Георга{7} и герцога Карла Эммануила Савойского{8}.