Все это, разумеется, он хорошо осознавал, но ни с кем еще не делился своими мыслями. Ну а если бы он заговорил об этом с даргой Самбу, или Бэхтуром, или с инженером Сундуем, а может, и с секретарем ревсомольской ячейки, то каждый из них ответил бы ему: «Любая гора знает свое место, а человек всегда стремится расти и рвется вперед. Ты правильно думаешь, Дамдин!»
Через несколько лет все, что мы сейчас делаем, все, о чем мы думаем, может показаться ничтожно малым и незначительным с высоты уже достигнутого.
Недалеко, очевидно, то время, когда за несколько часов мы будем производить столько, сколько сейчас делаем за месяц. На этом человек не остановится — так уж он устроен. Он будет стремиться подняться еще выше. Нет предела его мечте! И главное, он способен совершенствоваться бесконечно! Как за горой бывает гора, как за днем приходит день, так и с мечтой человеческой!..
Дамдин, торопливо поднимаясь на второй этаж общежития, почему-то подумал: «Чогдов, наверно, дома». И он не ошибся. Остановившись у своей двери, он отдышался и осторожно постучал — хотел сперва подшутить над другом, — но потом не выдержал, рывком открыл дверь и вошел в комнату.
Чогдов сидел за столом и задумчиво смотрел на еловую ветку, стоявшую в бутылке с водой. Увидев Дамдина, он вскочил и, подбежав к нему, обнял за шею.
— Ура! Вот это здорово! Явился, значит! Я как раз думал о тебе: приедешь или нет?.. Приглашение твое у тебя на кровати. Крепко я тут без вас загрустил. Все шумят, готовятся к Новому году, а я сижу один и не знаю, куда мне податься.
Он не сводил глаз с Дамдина, следя за каждым его движением, безостановочно тараторя что-то о городских новостях. Дамдин, наконец-то раздевшись, грузно опустился на стул и с облегчением вздохнул. Затем он стал рассматривать пригласительный билет. От радости у него даже испарина на лбу выступила.
Чогдов повертелся около него и, не зная, куда девать себя, крикнул:
— Посмотри на стену! Два года идут навстречу друг другу!
Дамдин оглянулся и увидел календари — у одного остался всего один листок, а второй был еще не тронут.
— Сегодня на вечере я буду читать стихи. Вот послушай! — Отойдя к двери, Чогдов выпрямился и, выкинув правую руку вперед, начал читать:
Дочитав, он сверкнул глазами и спросил у Дамдина:
— Ну как?
Дамдин, улыбаясь, молча кивал головой, хотя ему показалось, что Чогдов читал излишне громко. Только тут он заметил новый радиоприемник, приобретенный, видимо, Чогдовом, и ему вдруг показалось, что оттуда доносились знакомые и незнакомые голоса его земляков-гобийцев. Их радостные возгласы, стихая, уплывали куда-то в небо и, растекаясь по нему, замирали далеко-далеко.
Тут его размышления прервал Чогдов:
— Отличное стихотворение… Вообще поэзия должна быть меткой и мудрой. Я вижу, ты еще не осознал это. Она непременно должна быть мерилом всего, что достиг человек, то есть отражать размах его чаяний и стремлений… Что и говорить, отличное стихотворение…
Затем он подошел к Дамдину, положил руки ему на плечи и, сверкая своими улыбчивыми глазами, задумчиво произнес:
— Грядет Новый год. Уже завтра окажемся мы в новой жизни, повзрослеем на год. Какое счастье сулит он нам с тобой?
— Да, да! — согласился с ним Дамдин и взволнованно подумал: «Действительно, какое счастье принесет он нам?»
1970, Улан-Батор.
БОЛЬШАЯ МАМА
Повесть
РАССКАЗЫ
Составитель Висс. Бильдушкинов
БОЛЬШАЯ МАМА
1
Если спросить у стариков, тех, кому сейчас лет по шестьдесят-семьдесят, какое же, собственно, место называлось прежде Цахиурт-сурь, то одни скажут, что это там, где теперь стоит монастырь, другие укажут на загон, а третьи станут утверждать, что это там, где был дом гавджи[69].
Монастырь Цахиурт не радовал глаз, он давно утратил былое величие. Да и само поселение, несколько приземистых домишек — трудно было понять, живет ли здесь теперь кто-нибудь, — наводило уныние. Дома эти даже не назовешь домами — три ряда приткнувшихся друг к другу низеньких, тесных дощатых лачуг, похожих на амбары. Стены их, иссеченные ветрами, растрескавшиеся от солнца и отсыревшие от дождей, потемнели и обветшали. Казалось, они давно уже никого не могут защитить от непогоды. Замки и замочки разных конструкций висели на скобах, накрепко заперев разбухшие двери.