Тогда-то Дамдин и понял, какая это трудная работа — собирать сено. А здесь ничего такого не нужно было делать. Трава местами доходила до стремян и была настолько густой, что не было никакой необходимости собирать ее, нарывая пучками. Ее можно было накосить целую гору.
«Если бы нашему сомону разрешили здесь собирать сено, можно было бы заготовить его на много лет вперед», — мечтал Дамдин.
Вскоре караванщики устроили привал. Цокзол с Жамьяном сначала расседлали коней, а потом стали снимать вьюки с верблюдов.
Дамдин тоже стреножил свою лошадку и отпустил пастись. Уставшие овцы сразу же остановились и стали укладываться прямо у дороги. Дамдин, как только разгрузил вьюки, быстренько соорудил себе навес наподобие палатки, снял дэли, гутулы и растянулся во весь рост.
Навес оказался так мал, что голова и ноги Дамдина не уместились под ним и торчали снаружи. Вдыхая влажный запах травы, Дамдин стал смотреть на густо-синее небо, однако сон властно одолевал его. Засыпая, он все еще слышал стук топора, фырканье лошадей, но вскоре все погрузилось в темноту — его сморил крепкий сон.
Проснувшись, Дамдин почувствовал себя свежо и бодро.
Он приподнялся, потер глаза, зевнул и, потянувшись, увидел палатку. С северной стороны кошма была приподнята, и оттуда выглядывали голые пятки Цокзола. Рядышком проветривались его гутулы и портянки. Он, видимо, тоже спал: оттуда доносился мощный храп. Улдзийма стояла у костра и наполняла почерневший кувшин свежезаваренным чаем.
Из палатки появился Жамьян; грудь у него была голая, а брюки засучены выше колен. В руках он держал кисет и трубку. Постояв немного у палатки, он, сверкая голыми пятками, подбежал к Улдзийме и присел около нее.
Прикуривая от костра, он нечаянно рассыпал угли, чуть не обжег себе ноги и вскочил, приплясывая.
Следившая за ним Улдзийма игриво засмеялась, а он сказал ей что-то и улыбнулся. Она же, видимо, не поняла его, переспросила: «Что-о?» — и, не получив ответа, быстро зашагала к палатке, на ходу бросив Дамдину:
— Дамдин, вставай, пока чай горячий…
Жамьян, пристальным взглядом провожая Улдзийму, улыбался. Дамдин вдруг рассердился на него, и его охватило странное чувство: то ли жалости к Улдзийме, то ли ревности к Жамьяну.
Глава девятая
В пути Дамдин с Жамьяном, можно сказать, легко помирились. И не мудрено — дорога и совместная работа сближают людей. А тут еще у Жамьяна обнаружилась такая изюминка, которая прямо-таки заворожила Дамдина.
Жамьян с малых лет начал путешествовать и охотиться. И, разумеется, за это время не раз оказывался в самых сложных и невероятных ситуациях. Да и наслушался, видать, от других немало интересных историй. Но самым главным в нем было другое — то, что он сам, без всяких уговоров, рассказывал Дамдину разные истории.
Каждый раз Жамьян начинал с присказки: «Вот ведь интересно, вот ведь какая штука в жизни случается». Где у него была правда, где вымысел, понять, конечно, было трудно, но слушать всегда интересно.
Дамдин узнал у него много любопытного и поучительного.
Как-то Жамьян рассказал ему о человеке с удивительным слухом, который различал звуки за несколько десятков километров. Однажды ехал тот человек с караванщиками, и как-то остановились они на ночлег слишком поздно. Слухач им и говорит: «Друзья! Если ночью не быть осторожными, можно попасть в беду. Кто-то к нам направляется! Надо бы поберечься».
Караванщики не на шутку испугались, приняли, разумеется, все меры предосторожности и всю ночь по очереди простояли в карауле. На рассвете они увидели собаку, которая прибежала по их следу. Больше никто не появился. Смешно было караванщикам вспоминать о прошедшей ночи, но с тех пор они твердо уверовали в удивительный слух того человека.
Дамдин слышал от него и о том, как одному человеку довелось охотиться на тарбаганов[32] в заповедных местах, но он остался цел и невредим и не был наказан духом этой местности. Были рассказы и об Олгой-Хорхой, и об алмасах[33], обитающих в Гоби.
Жамьян был родом из племени харачинов, что жили когда-то в местности Мингэт, но родословную свою, а тем более историю своего племени и то, как оно расселилось некогда на обширной территории Халхи, он не знал и вовсе. И когда речь заходила о нем самом, Жамьян, кроме того, что он арат-харачин, ничего не мог рассказать.
Воинственные маньчжуры, чтобы прочно закрепиться в Халхе, посадили во многих районах Монголии своих князей и наместников-амбаней. В частности, их представители правили в Их-Хурэ, Улясутае и Кобдо.
33
Олгой-Хорхой — Большой червь; мифическое существо, испускающее смертоносный свет. Алмас — дикий или снежный человек; изредка — ведьма.