А. Константинов умело использует прием саморазоблачений героя — сам бай Ганю, бахвалясь, рассказывает о своих «подвигах». Вот бай Ганю объясняет, как он «делает» выборы: «Кого хочешь, того и изберу. Осла — так осла, холера его возьми! Дай мне только околийского с жандармами да пару тысяч левов… Что избиратели! Сунул несколько пачек бюллетеней в урну — вот тебе и осел депутат!»
Благодаря свободной форме изложения, постоянной смене ситуаций, рассказы о бай Ганю сливаются в художественно единое повествование. Герой — один, но он непрестанно меняется, словно бы поворачивается к читателю разными сторонами своей натуры. И оттого становится обобщенным сатирическим образом, художественным типом болгарского буржуа времени первоначального накопления капитала.
Вскоре после появления книги болгарская общественность повела оживленные споры о том, какие черты отражены в образе бай Ганю — только ли национальные или присущие балканским народам или общечеловеческие, не нанес ли А. Константинов оскорбление национальному достоинству всего народа и т. д. В эти споры вмешались марксисты. В 1897 году основатель болгарской социал-демократической партии Д. Благоев писал о конкретно-исторической природе образа бай Ганю: «Рассказы г. Алеко Константинова не могли появиться десять и тем более пятнадцать лет тому назад. Бай Ганю — это смесь простоты прежних времен и мещанской наивности с нахальством новых рыцарей, которые путем ростовщичества, грабежей среди бела дня, под защитой закона и властей, с помощью мелких и крупных гешефтов ощутили в своей мошне силу «капитальца».
В образе бай Ганю сказалась важная особенность болгарской литературы критического реализма XIX века — она последовательно вырабатывала средства и способы художественной типизации явлений национальной общественной жизни. Отдельные черты нового героя времени проявлялись в произведениях предшественников и современников А. Константинова (Л. Каравелова, И. Вазова, Т. Влайкова, С. Михайловского и др.). Но именно константиновский бай Ганю стал художественным типом, счастливо синтезировал в себе характерные черты историко-социального явления. Комментируя сетования современников по поводу того, что в литературе стали преобладать «темные личности», сам А. Константинов писал в 1895 году: «…нельзя не признать, что такие герои в наше время придают колорит эпохе, в кипении страстей они всплыли грязной пеной на поверхность общественной жизни, и было бы преступлением воспевать звезды и луну в то время, когда нужно собрать и вышвырнуть эту гнусную накипь…»
К изображению политических нравов своего времени писатель обращался и в фельетонах. В 1894 году, после падения кабинета Стамболова, демократические силы возлагали надежды на изменения в политическом управлении страной и готовились к выборам в Народное собрание. Среди других кандидатов был выдвинут и А. Константинов — в его родном городе Свиштове. Ему казалось, что путем свободного волеизъявления народа законность может быть восстановлена. Однако и предвыборная кампания, и сами выборы в сентябре 1894 года не оправдали надежд. Избирателей запугивали, применяли меры физического насилия, производилась наглая подмена бюллетеней — все это официально именовалось «средствами морального воздействия» в рамках законности. А. Константинов участвовал в митинге протеста, подписал телеграмму протеста на имя нового премьера Стоилова, опубликовал свой первый фельетон, в котором рассказывал, что́ в действительности скрывалось за формулой «морального воздействия».
Оппозиционные газеты в 1894—1897 годах регулярно публиковали фельетоны А. Константинова. Все они написаны по конкретным поводам, посвящены реальным общественным и политическим деятелям и в то же время содержат значительную степень художественного обобщения. Факты — выдержки из распоряжений, писем, корреспонденции, высказываний официальных лиц в сочетании с остроумными язвительными характеристиками закононарушителей увеличивали действенную силу фельетонов. Фельетоны метко били в цель — по господству «разбогатевших при стамболовской диктатуре предпринимателей, земледельцев, купцов, банкиров, ростовщиков, барышников, ожиревшей гражданской и военной бюрократии», — как определил «героя времени» Д. Благоев.