«Первоначально, — писал Маркс, — общество путем простого разделения труда создало себе особые органы для защиты своих общих интересов. Но со временем эти органы, и главный из них — государственная власть, служа своим особым интересам, из слуг общества превратились в его повелителей» [4]. Этот процесс «превращения государства и органов государства из слуг общества в господ над обществом» [5] неизбежен во всех существовавших до сих пор государствах. Отсюда и борьба с теорией «государственного интереса», которую в XVIII и начале XIX века с такой страстью ведут прогрессивные писатели Европы. С макиавеллизмом связывали одно из самых крупных государственных преступлений нового времени — Варфоломеевскую ночь. Макиавеллизм, как идеологическое обоснование избиений, был подчеркнут в драме либерала и романтика Ш. Ремюза «Варфоломеевская ночь» (1826).
Либералы стали бороться с подобной практикой, апеллируя к абстрактной, общечеловеческой нравственности, — ведь история является развитием высшей справедливости. В историческом процессе получает свое осуществление нравственная идея и возникает совершенный общественный строй будущего, цель и результат коллективных трудов человечества. Поэтому зло не может служить добру, предательство и обман не приведут к торжеству справедливости. История имеет свои законы. Политическая техника, которая, оторвавшись от высокой нравственной и исторической цели, преследует личную цель правителя и тянет историю вспять, рано или поздно должна потерпеть поражение. В этом поражении заключается смысл не только нравственный, но и исторический. Значит, противопоставлять нравственности государственную пользу, то есть следовать правилам, изложенным в книге Макиавелли «О государе», не только безнравственно, но и вредно. Это доказывали Альфьери в трактате. «О тирании» и в трагедии «Тимолеон», И. Пиндемонте в трагедии «Арминий», Монти в трагедии «Кай Гракх».
Государственный строй Венеции не менялся в течение веков. В XVI веке появляется целый ряд итальянских и латинских сочинений о политическом строе Венеции. К концу века эти сочинения приобретают апологетический характер, так как прославление республиканского строя Венеции было средством тайной полемики с испанским деспотизмом. «Венецианская школа» политиков и историков, прославляющая строй и метод правления олигархической республики, распространяется далеко за пределы Венеции. Пользовался известностью принадлежавший к той же школе Паоло Парута, автор сочинения «Современная государственная жизнь» (1599), о котором Мандзони упоминает в «Обрученных». Джованни Ботеро известен тем, что ввел в политическую литературу термин «государственный интерес» в книге под тем же названием. Ботеро полемизировал с Макиавелли, но, проповедуя практику Венецианской республики, стоял на той же нравственной позиции. Дон Ферранте, герой «Обрученных», читал эту книгу и ставил ее так же высоко, как и «Государя» Макиавелли.
Для ума, ищущего в исторических событиях нравственный смысл, политика Венеции — долгая цепь преступлений, обманов и самого жестокого деспотизма, казалась достаточным объяснением и политического упадка Венеции, и потери ею самостоятельности. Для такого ума оправдание венецианской политики и венецианского «государственного интереса» было невозможно.
Невозможно оно было и для Мандзони. Философия истории, вырабатывавшаяся в борьбе с реакцией, нравственная философия, требовавшая «категорического», то есть формального повиновения законам нравственности и отвергавшая макиавеллизм в политической практике реакционных правительств, романтические литературные теории, имевшие своей задачей подготовку итальянского Рисорджименто, определили замысел Мандзони — выбор темы и сюжета, центральные образы трагедии, ее содержание и ее форму.
Мандзони с тою же страстью, что и Альфьери, сражается с макиавеллизмом. Он понимает, что эта теория служит лишь силам реакции, и связывает ее с темным прошлым Италии. Но вместе с тем он сражается и с эвдемонической моралью XVIII века. Ему кажется, что нравственная ценность поступка определяется не пользой, которую он приносит, но исполнением одного и того же, всегда равного самому себе формального долга. Очевидно, здесь сказалось влияние всей той литературы, которая развивала кантовские идеи. Она согласовалась с католическими учениями, которые как раз в это время Мандзони развивал в своем трактате «О католической морали».
4
К. Маркс. Гражданская война во Франции (К. Маркс, Ф. Энгельс. Избр. произв., т. 1, 1955, с. 442).