В комнате у Эдвины, где сиделка копалась в гардеробе, подыскивая очередное чудесное платье, я сказала:
— Я велела ему сходить к врачу по психам и разогнать свою труппу.
— И правильно сделали, — согласилась Эдвина. — Когда я познакомлюсь с вашим другом Уолли?
— На днях я это устрою.
— Уолли и Солли, — прохихикала она с удовольствием. — Вам не кажется, нянечка, что эти имена составляют славную пару?
— Очень славную. Как в цирке. — Затем мисс Фишер обратилась ко мне: — Меня беспокоит «Декседрин».
Я не совсем поняла, о чем идет речь, и решила, что она имеет в виду лекарство для Эдвины.
— Хотите, — сказала я, — я возьму рецепт и…
— Нет, нет. Это «Декседрин», который сэр Квентин дает своим друзьям. Разве вам он его не давал?
— Мне — нет.
— А другим дает. В больших дозах препарат может быть опасен.
— Они все совершеннолетние. Мне их не жалко. Уж они-то, конечно, могут сами о себе позаботиться.
— И да, и нет, — сказала сиделка, добрая душа.
Эдвине не терпелось надеть свое фиолетовое платье.
— Они все постятся. Кроме него самого и Тимс. И мы тоже любим покушать, верно, нянечка?
— «Декседрин», — объяснила сиделка, — подавляет аппетит, но сказывается на мозге.
— Фигуру себе сохраняют, — взвизгнула Эдвина. — Они рехнутся.
— У каждого из них, вероятно, есть знакомые, — сказала я. — Предполагаю, у них есть и знакомые, и родственники, которые заметят, если они заболеют.
— Все еще в самый раз, — сказала Эдвина, оглаживая платье.
— Доказать тут ничего не докажешь, — сказала мисс Фишер, — но я-то знаю. Эти несчастные…
— Они не младенцы, — сказала я.
Я думала о моем романе «Уоррендер Ловит»; теперь по милости Квентина Оливера я лишилась издателя. Мне обрыдло его сборище кретинов, потакающих собственным слабостям; я подумала о Мэйзи Янг, у которой столько возможностей в жизни, а она готова от них отказаться ради безумного духовного наставника; и о баронессе Клотильде дю Луаре, до того помешанной на привилегиях, что она не в состоянии распознать и отвергнуть маньяка.
Я вернулась домой и приоделась к свиданию с Уолли — мы собирались пойти куда-нибудь пообедать. Но про Халлам-стрит я ему ни словом не обмолвилась. Вместо этого я рассказала о Би-Би-Си, а он в свою очередь, не помню уже, в какой связи, поведал мне о демобилизации, как они с приятелем отправились в армейский центр, представлявший собой кучу бараков, выбирать себе штатскую одежду. Уолли подробно описал ассортимент и покрой имевшихся там костюмов. Он выбрал пиджак из твида и фланелевые брюки.
— Вполне приемлемо, — заметил Уолли в своей небрежной уравновешенной манере.
Было приятно сознавать, что в жизни есть кое-что помимо «Уоррендера Ловита» и «Общества автобиографов». Однако в действительности мои мысли отчасти витали в другом месте. Я рвалась домой к книге Ньюмена. Мне хотелось понять, что такого они способны в нем для себя находить. Меня интересовало отношение к Ньюмену всей этой компании.
Но Уолли зашел ко мне выпить на сон грядущий. Ему нравилась моя забитая книгами комната.
— На улице какая-то пьянчужка распевает «За счастье прежних дней», — заметил он. — Ей, похоже, очень весело, а?
Я предоставила ей петь в свое удовольствие.
Я еще не успела встать, как поутру заявилась Дотти. У нее достало наглости прихватить свою черную сумку с вязаньем — на сей раз это был темно-зеленый свитер.
— Я приходила вчера вечером. У тебя горел свет.
— Знаю.
— Ты была с Лесли?
— Пошла к черту!
— Послушай, — сказала Дотти, — что я тебе сообщу. Сэр Квентин всем велел отправляться в его дом в Нортумберленде. Он говорит, что здесь, в Лондоне, нам угрожают гонения и он намерен превратить свой дом в нечто вроде обители.
— Как Ньюмен в Литтлмуре?
— Именно. Придется тебе признать, что сэр Квентин стремится к чему-то стоящему.
Я не могла усмотреть ни малейшего сходства между Ньюменом и его группой оксфордских англокатоликов, ведущими аскетическую жизнь в своем литтлмурском убежище, и сэром Квентином с его сборищем психопатов. Ньюмен действительно подвергался настоящим религиозным и политическим гонениям за свои взгляды; верно и то, что возникавшему у него ощущению преследования не всегда находилось объяснение. Никаких других точек сближения между Ньюменом и шарагой с Халлам-стрит не имелось. Я сказала Дотти: