Совершенно бесполезным трудом занят социолог Алек Уорнер, у которого на всех знакомых, перешагнувших семидесятилетие, заведена картотека, где фиксируется все, вплоть до температуры, пульса и эмоциональных реакций. На первый взгляд его данные действительно могут пригодиться тому, кто научно изучает долгожителей. Однако для Спарк Алек — человек безнравственный, прежде всего потому, что «он без зазрения совести чинил любые неприятности для утоления собственного любопытства» — иными словами, из-за его эгоизма, — но еще и потому, что к людям он подходит исключительно с физиологическими мерками, видя в человеке лишь биологическую особь.
Для Спарк же важнее всего духовное начало. А самый страшный порок — его отсутствие. Персонажи, наделенные им, образуют один полюс романа, лишенные его — другой. Носителями духовности в романе выступают Чармиан Пайпер и ее бывшая горничная и компаньонка Джин Тэйлор. Чармиан когда-то в далеком прошлом была знаменитой писательницей, потом ее книги забыли. Но она прожила так долго, что дождалась возрождения своей прошлой славы. Физически Чармиан очень слаба, но сильна духом. И это помогает ей преодолевать старческую немощь. Сцена ее чаепития в одиночестве написана так художественно убедительно и мощно, что заставляет вспомнить героев Джозефа Конрада и Джека Лондона с их неукротимой волей к жизни.
Духовно близка к Чармиан Джин Тэйлор. Их роднит то, что они обе совершенно не боятся смерти. Свои мысли Джин выражает афористически: «Когда тебе за семьдесят, это как на войне. Друзья все сгинули или гибнут, и ты словно на поле боя, пока живой — среди мертвых и умирающих».
И, как это и необходимо на поле боя, Джин сохраняет трезвость ума и чувство собственного достоинства. Ее слова о том, что «в преклонном возрасте действительно трудновато привыкать к мысли, что нас ждет смерть» и «лучше усвоить эту мысль с юных лет», заключают не только стоицизм высокой и благородной пробы, но и открытую полемику с буржуазной вседозволенностью, ибо Джин Тэйлор придерживается строгих моральных норм. Всю жизнь ею руководило чувство справедливости. И, верная ему даже на самом последнем рубеже, она выдает доверенный ей много лет назад секрет Чармиан.
Сложна и многообразна жизнь. Сегодня высшая справедливость требует от Джин Тэйлор предательства Чармиан, поскольку для той это уже не имеет значения, но может спасти Годфри от цепких лап Мейбл Петтигру. Эта почтенная дама как раз и занимает прочно и безоговорочно полюс бездуховности и безнравственности в романе. Образ миссис Петтигру — как бы дальнейшее развитие образа Джорджины Хогг, тот же самый на протяжении всего творческого пути занимавший писательницу тип, вновь возникающий в «Умышленной задержке» и получающий наименование «Английская Роза». Миссис Петтигру и все ее двойники — страшноватое порождение английского буржуазного общества. Самые строгие ревнительницы общепринятой морали и правил поведения «на публику», они на самом деле личности совершенно и окончательно безнравственные. Ложь и лицемерие вошли в их плоть и кровь настолько, что миссис Петтигру, к примеру, лжет даже самой себе: «У нее была великолепная способность попросту счеркивать неприятности и неудобства, словно бы их и не было». Маска, надетая десятилетия назад, так прочно срастается с лицом, что миссис Петтигру и сама искренне верит в то, что она о себе и об окружающих выдумывает. В своей погоне за деньгами она не остановится ни перед чем: шантаж, убийство — ей все с руки. Деньги ей нужны, чтобы получить власть над людьми, отомстить за то униженное, подчиненное состояние, в котором она много лет пребывала. Миссис Петтигру — воплощенное нравственное уродство. Но чем лучше ее бывшая хозяйка Лиза Брук, ради денег шантажировавшая Чармиан? А дама Летти, бесконечное число раз переписывавшая свое завещание, чтобы подчинить себе тех, кого она наметила в наследники? Власть денег временна и призрачна. В этом Спарк не оставляет никаких сомнений. Наследство Лизы Брук сначала достается ее помешанному супругу, а потом миссис Петтигру, которая в буквальном смысле так и не знает, что делать с привалившим долгожданным богатством. Здесь дело не только в том, что Петтигру стара, а и в том, что у нее, по сути, нет никаких запросов, кроме как сознавать, что она обладает деньгами и, следовательно, наконец в своем праве по мелочам унижать окружающих. Злой иронией пронизано последнее упоминание о Петтигру: «После первого инсульта она поселилась в гостинице в южном Кенсингтоне. Часам к одиннадцати утра она регулярно появляется в Харродз-банке, встречает там других пожилых обитателей своей гостиницы, сетует вместе с ними на плохое обслуживание и измышляет стратагемы против горничных, официантов и администрации. А вечером можно видеть, как она, не дожидаясь гонга к обеду, распихивает встречных и поперечных и спешит занять удобное место у двери в гостиную». В «Memento mori» сухая, безжалостная ирония — основное средство сатирического осмеяния пороков персонажей. Автор-демиург все знает наперед, а потому может себе позволить взирать на своих персонажей как бы со стороны: «Миссис Энтони чутьем знала, что миссис Петтигру — добрая женщина. Чутье обманывало миссис Энтони».