Если в «Големе» и «Зеленом лике» автор сосредоточивает внимание на духовной реализации главных героев, а побочные сюжеты призваны лишь оттенить эту основную линию, то в романе «Вальпургиева ночь» читательское внимание сфокусировано несколько иначе, что особенно сближает это произведение с ранней малой прозой Майринка. Более важную, чем в других романах, роль играет в «Вальпургиевой ночи» изображение внешнего мира, находящегося во власти сверхъестественных, демонических сил. Воздействие этих сил на жизнь приводит к бунту, центральному событию сюжетной линии романа, который заканчивается гибелью почти всех его героев. Эпизодически появляющиеся в романе «духовные персонажи» или герои, стремящиеся достичь совершенства, подчеркивают чудовищность земной жизни, которая отражается в кровавых сценах пражского восстания.
Процесс постоянного смещения акцентов в изображении внешней и внутренней действительности, стремление обнаружить в обыденном — сверхъестественное, привели Майринка к жанру фантастического романа, классическими образцами которого теперь принято считать именно «Голем», «Зеленый лик» и «Вальпургиеву ночь». Позднее обыденная жизнь постепенно утрачивает в произведениях Майринка отчетливые очертания, становится «мерцающей». Одновременно автор отказывается и от фантастики, выстраивая литературный мир исключительно во внутренней реальности человеческого сознания. Эти изменения, произошедшие в сфере художественных интересов Майринка, проявились в его поздних романах — «Белый Доминиканец» и «Ангел Западного окна».
Однако, несмотря на то что создаваемый Майринком мир переживал на протяжении творческой жизни писателя значительные, подчас очевидные, трансформации, вся его проза, особенно романная, представляет собой необычайно целостное явление. Произведения образуют единство и дополняют друг друга, связанные главным вопросом — о том, как человеку найти свой путь в реальности, похожей на нищее еврейское гетто из «Голема» или запруженный беженцами Амстердам из «Зеленого лика». При этом автора интересует реальность не столько внешняя, сколько внутренняя, нищета не материальная, а духовная, а беженцы — в той мере, в какой ими являются все люди, живущие в земном мире.
В романе «Белый Доминиканец», впервые изданном в 1921 году, повествование ведется от первого лица, как и в «Големе». Читатель погружается в действительность Кристофера Таубеншлага и становится свидетелем тех изменений, которые вызывают в душе героя события его внешней и, прежде всего, внутренней жизни. Странствия человеческого «я», собственно, и составляют действие произведения, перемежаемое изображением снов, видений, диалогов на мистические темы. Невидимое обычным глазом не столько проникает в мир человека, сколько пронизывает этот мир и, в сущности, формирует его как удивительную череду загадочных картин, сложно и своеобразно взаимосвязанных.
Сюжет «Белого Доминиканца» оказывается для Майринка несущественным, и писатель, вероятно, сознательно подчеркивает это, демонстративно повторяя в романе историю главных героев «Зеленого лика», которая, в свою очередь, сходна с линией Перната и Мириам из «Голема». Не имеет первостепенного значения и сюжет опубликованного в 1927 году «Ангела Западного окна», на первый взгляд чрезвычайно сложно сконструированный, однако необходимый, главным образом, для того, чтобы выявить сущность времени, бытующего исключительно в реальности человеческих представлений, то есть во внутреннем мире, неподвластном линейному описанию.
Работая над произведениями, Майринк стремился, насколько возможно, приблизиться к ответам на вопрос о пути и предназначении человека. Это приводило автора к необходимости описывать сущности столь глубокие, что их непосредственное словесное отображение неизбежно оказывается неадекватным. Таким образом, он всегда оказывался на границе возможностей языка, за которой человеческая речь — бессильна и превращается в безмолвие. Именно в этой особенной, предельной зоне Майринк создавал удивительный художественный мир. Явления, такой мир составляющие, многозначны, а иначе и не может быть в граничащей с молчанием сфере, где процесс движения к цели и есть цель.