Директор поднял к небу брови и сказал:
– Песец? А откуда он взялся?
Вера попыталась открыть рот, но в разговор снова влез дошкольник:
– Сам прибежал.
– А откуда он прибежал? – спросил директор у Серпокрылова, предполагая, что Вера замолчала надолго.
Но теперь умолк неожиданно дошкольник. Насчёт того, откуда прибежал песец, у него было своё мнение, и он решил больше не навязывать его другим.
Дошкольник молчал, а брови директорские летали над ним, как чернокрылая ворона над ковылкинским оврагом.
Когда камень срывается с горы, он на эту гору уже никогда не заберётся, если только не найдётся человек, который втащит его обратно. И вот неожиданно такой человек нашёлся. Взвалил камень на плечи и потащил на вершину.
– Как откуда взялся? – сказала Вера. – Прибежал с Северного полюса.
Услыхав такие слова, «ворона» изумлённо сложила крылья и уселась директору точно на переносицу.
Директор задумался, ушёл в себя, прикидывая, очевидно, расстояние от полюса до деревни Ковылкино. На лбу его нарисовались параллели и меридианы.
– С добрым утром! – закричал Павел Сергеевич, вбегая на школьный двор. – Видели, кого мы поймали? Это ведь голубой песец!
– Голубой песец?! – повторил директор и сомнительно покачал головой.
Нет, никак не увязывался в его голове песец с пришкольным участком. Взять, например, песца и взять пришкольный участок – нет, это никак не вязалось. Но с другой стороны, вот школа, вот пришкольный участок, а вот в клетке какая-то (верно сказано) «сикимора».
– Откуда ж он взялся?
– Со зверофермы сбежал, – ответил Павел Сергеевич. – Тут недалеко звероферма – семь километров.
– Ах, вот оно что!
– Ничего подобного, – сказала Вера. – Вовсе не с фермы. Он прибежал с Северного полюса.
– Вера! – изумился Павел Сергеевич. – Что с тобой!
– Он прибежал с полюса, – ясно повторила Вера. – Серпокрылыч прав.
– Меринова, в класс! – коротко скомандовал директор, увязавши наконец песца с пришкольным участком.
На крыльцо высунулась техничка Амбарова.
– Движок барахлит! – крикнула она и выхватила откуда-то из-под полы поддужный колокольчик работы валдайских мастеров.
Хорош был колокольчик, а на ободе его отлиты были такие слова: «Купи – не скупись, ездий – веселись!»
Техничка щедро взмахнула рукой – весёлым серебром залился валдайский колокольчик, и, как лихие кони, вскачь, под звон его понеслись школьные уроки.
Три телефонограммы
Горячий выдался в школе денёк – последний день четверти. Вспыхивали в журналах четвертные отметки, а за ними кумачом горел завтрашний праздник.
Хлопотливый был сегодня денёк, сегодня двойку можно было исправить на тройку, четвёрку на пятёрку. Сегодня можно было стать отличником, а можно и хорошистом.
Директор Губернаторов сидел в учительской и, как говорится, подбивал итоги. К сожалению, итоги не слишком радовали его, уж очень много высыпало в этот день троек, никак не меньше, чем веснушек на носу дошкольника Серпокрылова. Тройки огорчали директора, ему хотелось, чтоб побольше было в школе отличников.
«А тут ещё этот песец, – раздражённо думал директор. – Оставлять его в школе никак нельзя. За праздники сдохнет. Надо звонить на звероферму».
Но телефона в школе не было, а оторваться от школьных дел директор Губернаторов не мог, как не может мудрый извозчик бросить на произвол судьбы своих коней.
– Пошлю телефонограмму, – решил директор.
На первой же переменке красным карандашом набросал он на листочке несколько слов, и техничка Амбарова помчалась в сельсовет.
Председатель сельсовета дядя Федя как раз в этот момент разговаривал по телефону с райцентром.
– Тысячу штук яиц уже собрали! – кричал он. – Алё! Собрали тысячу!
Из телефонной трубки слышалось грозное шипение и выстрелы, будто где-то на линии топили печь очень сырыми дровами, а то и баловались пистолетом.
– По яйцу? – кричал дядя Федя. – По яйцу больше не могу! Могу по маслу.
Но в райцентре долго его не понимали, и Амбарова сидела скромно на лавке, поджидая своей очереди. От нечего делать она разглядывала плакат, на котором акварельными красками была нарисована большая муха с изумрудными глазами. Под мухой написаны были стихи:
По стихам лениво ползала настоящая живая муха.
– Ну давай, чего там у тебя, – сказал наконец дядя Федя и потёр упревший лоб, как бы стараясь выкинуть яйца из головы.