В тесной палатке за шумящим примусом надо было смотреть в оба. Зато снег в котелке быстро растопился, и бульон с мясом и чайник с крепко заваренным чаем были готовы через полчаса. После сытной еды Вэкэт долго наслаждался чаепитием, изведя полпачки кускового сахара и целую банку сгущенного молока.
Отогревшись, Вэкэт вышел из палатки. Ветер усилился. Теперь мела настоящая поземка, и бедные собаки прятали морды от морозного ветра. Вэкэт достал ножовку из багажа и принялся вырезать из сугроба снежные плиты. Он соорудил укрытие от ветра для собак и обложил снежными плитами палатку.
В палатке он зажег три стеариновые свечи, через некоторое время они нагрели палатку так, что можно было снять одежду и забраться в спальный мешок. Это было самое неприятное: дело в том, что мешок был полон студеного воздуха и приходилось с полчаса дрожать, пока мех медленно нагревался. Зато потом было так хорошо, что утром стоило большого труда вылезать из мешка.
Ночь прошла спокойно. Проснувшись и взглянув на часы, Вэкэт прежде всего внимательно прислушался к наружному шуму. Несильный ветер бил по палатке — это еще не пурга. Судя по температуре наружного воздуха, до настоящей снежной бури было далеко. Очень возможно, что ветер уляжется и снова наступит безветрие с яркими морозными днями.
К знаку Вэкэт направился пешком: не было никакого смысла ехать на нарте — дорога все время шла в гору, уклон был довольно значителен. Приходилось опираться на посох. Топорик в брезентовом чехле оттягивал пояс, и его то и дело приходилось поправлять. Холодный ветер выжимал слезы и заставлял отворачивать в сторону лицо. Между ногами змеились полосы летящего снега, дальние заструги и сугробы просвечивали мертвенной голубизной. Солнце пряталось за низкими облаками на горизонте, словно кутаясь от холодного ветра.
Камни лежали у подножия знака. Откопав их, Вэкэт тут же принялся за работу. Он укладывал камень за камнем, изредка останавливаясь передохнуть. Теперь он уже не размышлял о том, кто разрушил знак: непогода или белые медведи.
Он видел только каменные плиты, а руки, напрягаясь, сами поднимали их все выше и выше, пока пирамида не была увенчана тяжелым остроконечным камнем.
После недолгих размышлений Вэкэт все же решил тронуться в путь.
Сегодня темнота наступала быстрее, чем в прошлые дни.
Вэкэт ехал, пока мог видеть линию горизонта. Он остановился, когда все потонуло во мгле. Опять пришлось делать укрытие от ветра и обкладывать палатку толстыми снежными плитами. На этот раз он впустил в палатку всю упряжку и едва уместил меж собачьих тел свой спальный мешок.
В палатке пахло псиной, и воздух от собачьего дыхания был слегка влажный. Вокруг пламени свечи светился радужный ореол.
Вэкэт перелистывал страницу за страницей «Гостеприимной Арктики», и собаки молча следили за ним. Лишь Лелю старался обратить на себя внимание и широко, шумно зевал. Вэкэт дошел до того места, где описывалась постройка эскимосской снежной хижины. Почему-то на родине Вэкэта искусство строительства снежной хижины было полностью утеряно. А было бы неплохо сделать снежную хижину и устроиться с удобствами, не опасаясь при каждом малейшем движении опрокинуть стеариновую свечу.
Вэкэт начал вспоминать, как он страдал от холода в первый год своей пастушеской жизни, прежде чем научился спасаться от него бегством… Другого выхода не было, как бежать вокруг с гада, собирать отбившихся оленей, и даже если не было такой работы, все равно надо было бегать, разгонять кровь, заставлять ее быстрее обращаться по сосудам.
В дирекции совхоза долго не могли примириться с тем, что Вэкэт работает простым пастухом. То и дело ему предлагали разные руководящие должности от заведующего Красной ярангой до директора передвижной, кочевой школы. Прошло много времени, прежде чем его оставили в покое.
Трудно было с отцом. Он почти не разговаривал с сыном и горько жаловался друзьям, что сын не оправдал надежд, хоть и учился целых десять лет.
Раньше Вэкэт не мог и представить себе в полной мере всей тяжести труда пастуха. (По существу, жизнь оленевода — это непрерывный труд, повседневная забота о том, чтобы уберечь стадо от холода, голода, болезней, хищников.)
Он так уставал первое время, что после дежурства только и делал, что спал до следующего выхода в стадо, а ведь было лето, сравнительно спокойное время в тундре.
Однообразная жизнь изредка оживлялась с прибытием вертолета или вездехода, с очередной кинокартиной и запасом продовольствия. С центральной усадьбы щедро слали газеты и журналы, но главные новости оленеводы слушали по радио — почти у каждого была «Спидола».