Открыл наш новый знакомый. На нем была потертая бархатная куртка и широченные пижамные штаны. Он повел нас через темный коридорчик, через большую комнату с пианино, столом и плюшевыми креслами куда-то в глубину дома и привел в тесную каморку. Она была до потолка забита книгами. Усадил на старинный диванчик.
— Мой кабинет. — Он поправил торчащие во все стороны седоватые волосы. — Принес марку?
Я вытащил из спичечной коробки темно-коричневую вертикальную марку. На ней взвивался ввысь самолет на лыжах и в левом углу был летчик Сигизмунд Леваневский — один из спасителей челюскинцев.
Марка чуть согнулась. Старик взял ее блестящим пинцетом и тяжко, точно случилось непоправимое горе, вздохнул:
— Бить тебя некому… — Он стал осматривать марку со всех сторон. — Разве можно так обращаться с ними? Варвар ты, любезный мой…
Я поджал под диванчик тщательно вычищенные ботинки и не дышал.
— Ну ничего, ничего, брака почти нет, состояние удовлетворительное… А ну выбирайте! — Он протянул огромный кляссер с сотнями марок.
У нас с Ленькой прямо руки затряслись. Чего здесь только не было! Ярчайшие марки английских колоний сменялись однообразными немецкими, марки СССР чередовались с марками колоний Франции и Португалии. Я почувствовал легкое головокружение, держа в руках этот кляссер.
Мы с Ленькой то и дело стукались лбами, тяжело дышали и ахали.
— Берите по двадцать марок, — сказал старик.
— Каких? — хором спросили мы.
— Любых.
В беспамятстве стали хватать из-под полосок прозрачной бумаги все наиболее пестрое и красивое.
Получилось так, что треуголку Тувы с волосатым яком мы ухватили одновременно.
— Я первый! — крикнул Ленька.
Мне стало обидно.
— Я!
— Врешь! — закричал Ленька.
— Нет, ты врешь! — не отставал я.
— Я! — Он рванул к себе марку…
В лицо мне бросилась кровь: я тоже дернул, и в руке очутилась половинка треуголки.
— Эге-е, какие вы, оказывается… — покачал головой старик. — Какие жадины! А я думал, вы дружите. Вам, верно, мало того, что я предложил? Что ж, берите еще по десятку. Только чтоб без драки. Не люблю я этого. Берите по очереди. По одной.
Мокрые, с горящими лицами, вытащили мы еще по десятку марок — конечно, самых ярких, красивых, больших.
— Дяденька, а вы давно собираете? — спросил я, увидев штабеля альбомов на столике с бахромчатой скатертью.
— Не очень. Лет сорок. С твоего, примерно, возраста.
— О-о-о! — вскричал Ленька.
— А вы знаете, сколько марок у английского Георга Шестого? Нет? Так знайте же. — И он битый час рассказывал нам о марках и знаменитых коллекционерах. Потом вдруг вытащил за цепочку карманные часы и спохватился: — К сожалению, молодые люди, должен распроститься с вами: студенты ждут в мединституте. Заходите. Будем меняться… Пока.
«Наверно, профессор», — подумал я и с почтением посмотрел на него.
Мы ушли, держа в руках бесценные сокровища.
— Ты чего разорвал треуголку? — спросил я, когда мы вышли со двора. — Неловко теперь идти к нему…
— Потому что я первый ее заметил.
— Нет, я!
— А вот как съезжу тебя по кумполу!..
— Ну попробуй! Ну?
— Марок жаль, растеряю. А то бы знаешь что?
Мы разошлись по домам и несколько дней не разговаривали. А ведь два года до этого крепко дружили, и у нас не было серьезных разногласий. Ленька был хороший, и не были мы жадинами, просто напал на нас глупый азарт.
Дня через три мы снова бегали с Ленькой на почту, и уже, не заискивая, просили у девушки наклейки и марки, потому что узнали, что марки собирает такой человек, которого ждут в мединституте студенты и что их собирает даже сам Георг VI, король Великобритании, хотя к королям-то мы относились весьма иронически.
1963
Боря, который улыбался
Я послал в Москву деньги с просьбой выслать марки. Ответа долго не было, а так хотелось получить его поскорее. У меня было несколько одинаковых марок, и на них я старался выменять что-нибудь в коллекцию. При обмене мы отчаянно спорили, переменок не хватало, и обмен продолжался на уроках.
Помню, на арифметике кто-то решал у доски задачку про резервуары с водой, а я громко шептал Леньке, сидевшему впереди меня:
— Что дашь за Гаити? Смотри, какая пальма и пушки.
— А что хочешь?
— Ну хотя бы Кубу. Ту, красненькую, тоже с пальмами.
— Не пойдет, шептал в ответ Ленька, — дай что-нибудь в придачу.
— Что? — спрашивал я.
— Ну, так и быть, — Алжир.