— Здравствуй, дорогая. — Мужчина изогнулся в полупоклоне и протянул ей руку. — Ты сегодня молодцом, точь-в-точь…
— Врет он все, врет, не верьте ему! — закричал вдруг Ленька, и мы бросились в кусты, подальше от этого в черном, от человека, который не прыгнул…
1963
Лёдик
До сих пор не знаю я настоящего имени этого мальчика. Может, полное имя его было Леонид, может, Лев, возможно, еще как-нибудь. Мать звала его Лёдиком.
Он переехал в наш дом позже других и вел себя странно. Стоял возле подъезда и смотрел, как мы играем в волейбол. На нем были чистенькие вельветовые штанишки, белая вышитая рубашка и синие носочки. На светлых волосах аккуратно сидела пестрая, как мухомор, красная в белую крапинку, шапочка.
Вначале я так и хотел крикнуть:
«Иди сюда, Мухомор!»
Но не крикнул. Это было бы грубо. Ведь он ни с кем еще не успел познакомиться. К тому же он, видно, был не храброго десятка.
Он стоял у подъезда, смотрел на игру, а потом незаметно исчез.
На следующий день он опять стоял у подъезда и смотрел, как мы ходим на ходулях — в те годы это было повальное увлечение. Ходули мы делали сами: к высоким палкам набивали по бруску и, опираясь на бруски ногами, держа палки под мышками, как длинноногие аисты, расхаживали по двору.
Мальчик не отрываясь смотрел на нас.
Прислонившись спиной к сараю, я взобрался на ходули, оттолкнулся от стены и, делая огромные шаги, пошел к подъезду, где стоял мальчик. Он как-то весь съежился, вжался в стенку и смотрел на меня большущими глазами.
Видя его испуг, я стал еще громче стучать деревянными ногами. Рискуя упасть и сильно разбиться, я взошел на высокий тротуар, подошел к нему, оперся рукой об стену и сказал:
— Привет, оголец!
— Здравствуйте, — вежливо ответил он, бледнея от смущения.
Только сейчас я хорошенько разглядел его лицо, и первое, что меня поразило в нем, — бледность. Все мы, кроме рыжих — к ним загар плохо пристает, — дочерна загорели, а он точно и солнца не видел. Или только что поднялся после болезни. Еще я увидел в его ушах вату. «Наверно, и плавать не умеет, — подумал я о нем. — Не будешь же плавать с ватой в ушах!»
Эта вата в глубине больших белых ушей настолько поразила меня, что я ляпнул:
— Ты чего это с ватой?
— У меня уши больные, — сказал мальчик, — среднее ухо не в порядке.
— Наверно, и слышишь плохо?
— Нет, спасибо. Ничего.
От этого «спасибо» я едва не свалился с ходуль. Я сам был далеко не первым заводилой и задирой во дворе, но этот мальчик казался мне человеком из другого мира.
— Как тебя зовут? — продолжал я допрос.
— Ледик, — сказал он.
— Как-как? — не понял я. Что за странное имя!
Он повторил. Я не ослышался.
— А я… — Я назвал свое имя. — Хочешь походить на ходулях?
— Я не умею, — ответил Ледик.
— А здесь и уметь нечего. Встал — и ходи.
— Нет, — сказал Ледик. — Я упаду. У меня голова закружится.
Все это, как мне казалось, он говорил даже с некоторым удовольствием.
— Хочешь, научу?
Ледик посмотрел на ходули, шмыгнул носиком, глотнул и после некоторого раздумья сказал:
— Хорошо, только не сейчас. Сейчас меня обедать позовут. Уже время.
Точность его удивила меня. Через минуту из подъезда вышла женщина с красивыми глазами и сказала:
— Ледик, идем.
Странно как-то: специально вышла. Будто не могла из окна крикнуть. Меня и моих товарищей матери сзывали домой громкими криками из окон: не выходя из дому, давали приказания купить то-то и то-то, сбрасывали в спичечных коробках или в сумках деньги…
Женщина подозрительно оглядела меня, стоявшего на ходулях, и ушла в подъезд. Ледик двинулся за ней.
После обеда я позвал его играть в волейбол. Он играл слабо: то и дело мазал, бил не туда, куда нужно, не мог принять ерундовый мяч. Кое-кто из ребят шипел на него, как очковая змея, но я заступался за Ледика, и он настолько проникся ко мне симпатией, что после игры позвал к себе.
В квартире у них было просторно и удобно: много книг, оранжевый с бахромой абажур, похожий на черноморскую медузу. У Ледика был свой угол: столик, шкаф с книгами, с коробками конструкторов, альбомами — были в них открытки и фотографии.
Мать его встретила меня настороженно и сразу спросила, кто мой папа.
Узнав, что мой отец читает в пединституте педагогику, она стала более ласкова со мной и даже усадила пить чай. Правда, она то и дело косилась на ссадины на моих локтях, на тощие ребра, видневшиеся под майкой, и на дырку в штанах.