Перед тем как идти домой, решила искупаться. Добежав до реки, сбросила платье и готовилась уже нырнуть с мостков, как вдруг услышала голос Авери.
— Слабо́, говорите? А вот смотрите…
Послышался плеск. Фима выглянула из-за кустов, росших у подножия корявой, полуразвалившейся от старости вербы, и увидела…
Нет, в это нельзя было поверить! На кладях на корточках сидел тот самый, в очках, тот самый, длинный, обнаруженный Аверей за неположенной съемкой, и, опустив вниз руки, смотрел на то место, где только что был Аверя.
Вот Аверя шумно вынырнул и поплыл к берегу, держа в руке, поднятой над водой, рака. Рак был крупный, яростно работал клешнями и всеми ножками, а Аверя хохотал.
— Лови́те, Лева! Здесь обрыв, а в нем полно их нор… Хотите, еще поймаю?
— А не искусают тебя?
— Надо уметь брать их: за спинку — и тогда ничего, не дотянутся клешнями.
— Ну поймай еще трех: преподнесем Аркашке и двум нашим дамам как подарок от тебя… Не возражаешь?
— А чего? Не.
Аверя стал нырять, выбрасывая из воды ноги. Вода вокруг бурлила, пенилась, и Фима представила, как его пальцы скользят по срезу обрыва, влезают в норки, ощупывают их и, почуяв рачью спинку, берут за шершавый панцирь.
На этот раз Аверя вынырнул с двумя раками. Лев заворачивал их в носовой платок, а Аверька, дрожащий от озноба, посиневший и готовый, снова нырнул.
— Ну как, не напужались? — спросил он Льва, когда одевался. — А на заставе не выговаривали?
— Было… Неприятно, да что поделаешь… Не знал, что у вас здесь так строго.
— Очень. — Морщась, Аверя стал причесываться.
— Обошлось. Теперь умнее будем… А в общем, они неплохие ребята, даже пленку вернули, вырезав несколько кадров.
— Интересно, — вздохнул Аверька и посмотрел на шевелящихся в платке раков. — Раки — что! Теперича у нас никто их не промышляет, мяса у них кот наплакал.
— Ну, это ты брось — первейшая закуска под пиво.
— И под наше вино идет, — с видом знатока сказал Аверя, — да все равно это не промысел. Так только, для забавы. Хотите, я свожу вас на Крымское гирло? Бредешок захватим, будьте здоровы сколько рыбы наловим!
— А застава разрешит?
— А чего ей? Все по-законному оформим, лодку отмечу у причальщика в журнале, и порядок.
— А когда?
— Хоть завтра. Правда, лодка безмоторная, да это недалеко.
— Прекрасно, — сказал Лев. — Ты изумительный парень, Аверьян! А наша компания вместится в лодку?
— Запросто. Я еще Власа захвачу, чтобы с другой стороны заводил бредень, и Ваньку — этот пугать и воду баламутить будет.
— Давай и ту девочку возьмем, — сказал вдруг Лев, — ну, у которой дома жизнь нелегкая, родители религиозные.
Фима вся напряглась.
— А, это Фимку? А зачем она нам сдалась?
— Мне хочется с ней поговорить… Ты у нее дома бывал?
— Мильон раз! Старый дом у них, плохой, стены едва держат иконы.
— Позови ее, пожалуйста.
— Хорошо. Будет кашеварить… Мы такую юшку соорудим — закачаешься.
— Вот и хорошо. Можешь сейчас же прийти за ластами и маской. Через день вернешь.
Они ушли, а Фима так и осталась стоять возле развалистой вербы. Что ж это получается — то крыл его последними словами, то раков для него ловит, роется в иле… И зачем это еще она, Фима, тому потребовалась? Даже купаться расхотелось Фиме.
Она оделась и быстро пошла к дому.
Глава 5
Безрыбье
Лев забрался в палатку.
— Влезай, не стесняйся, — донеслось изнутри.
Аверя просунул голову, влез и присел на корточки. У стенки на надувном матрасе в одних трусах посапывал Аркадий; другой матрас, очевидно Льва, пустовал; на ящичке стоял приемничек в кожаном футляре с ремешком, — однажды на пляже Аверя уже слушал музыку. Тут же лежал рюкзак и валялись ласты с маской и трубкой.
— В этой — мы, в той — женское общежитие. — Лев хлопнул по пустому матрасу, приглашая Аверю присесть.
Аверя присел и зевнул от волнения: никогда еще такие люди не оказывали ему столько внимания.
— Слушай, друг, — Лев улыбнулся, — ты вчера что-то хотел рассказать про ваши церкви и попов, а потом не успел. Прошу. — Он протянул Авере пачку с сигаретами. — Надеюсь, куришь?
Нельзя сказать, что Аверя очень уж курил. Мог даже через нос дым пускать. Но до конца не пристрастился к курению: большого удовольствия оно ему не доставляло.
— А как же! — Аверя потянулся к пачке, хотел лихо вытащить одну, но, как назло, цеплялись сразу три. Он повлажнел от неловкости: у Льва, верно, рука заболела, пока Аверя отделял от трех одну.