— Костер состоится сегодня. А сейчас поздравим победителей.
«Каких победителей? Ведь ничья же!»
— Медалями награждаются Дима Метелкин и его помощники — командир разведчиков Рома и начальник связи Федя. А также начальник медицинской службы Таня Воронцова.
«Что они все орут и хлопают? Разве это честно? Говорили же — ничья!»
— Мы решили, что командир «лесных стрелков» Степа Бродя-ков и его заместители тоже заслуживают награды. Правда, они не были победителями, но готовились к игре добросовестно и сражались умело…
«Сражались умело!.. Только Павлик и еще трое из их отряда попытались вырваться и отобрать у часовых погоны».
— Давайте поздравим награжденных. Ребята, подойдите и получите медали!
Порой даже храбрым взрослым трубачам хочется плакать. Маленьким — тем более! Вовка прикусил губу и почему-то вспомнил одинокий месяц над лесной поляной…
Эмма Григорьевна еще что-то говорила. Вовка не слышал. Но он встряхнулся и поднял глаза, когда она запнулась на полуслове и растерянно спросила:
— Вы куда? Что такое?
Дима Метелкин и его адъютанты шли от трибуны. Шли напрямик по заросшему ромашками квадрату линейки — там, где ходить не полагалось. Ровно и красиво шли — локоть к локтю, и на левом плече Димка нес, как гусарский ментик, оранжевую штормовку.
В наступившем непонятном молчании Вовке вдруг показалось, что по гранитной брусчатке сухо щелкают подошвы и позванивают шпоры, хотя на поцарапанных и побитых ногах братьев Метелкиных были простые разношенные полукеды, мягко тонувшие в траве.
Потом Вовка понял, что братья идут к нему. Идут и смотрят издалека на него, на Вовку. Смотрят очень серьезно. От непонятной тревоги и радости Вовка коротко вздохнул и вытянулся им навстречу.
В раскрытых ладонях Дима, Федя и Ромка несли свои медали — на каждой мальчишка в буденовке и надпись «За отличие».
Вовка понял. Понял раньше, чем медали, звякнув, повисли на его перемазанной смолой майке. Он только не поверил сразу, что все три…
Вовка Локтев поднял от медалей глаза и увидел Димкино лицо. У Димки в чуть заметной улыбке разошлись уголки губ.
Тихо было. Только ветер шелестел в ромашках и хлопал флагом.
1976 г.
СЛЕД КАРАВЕЛЛЫ
Маленькое предисловие
Этот рассказ, заканчивающий книгу, — рассказ о дороге и воспоминаниях детства. Он мог бы, пожалуй, стоять не в конце, а быть вступлением к этой книжке. К этой и почти ко всем другим моим книгам. Потому что сделаны эти записки осенью 1963 года, когда на моей авторской полке стоял единственный тоненький сборник рассказов и все еще было впереди: мучительная и радостная работа над рукописями, дальние путешествия, какие-то успехи, какие-то неудачи, какие-то открытия… И главное — то, что принесло мне радость на всю жизнь: дружба с замечательными мальчишками из отряда «Каравелла»…
Волга
На теплоходе стояла сонная тишина. Пассажиров набралось мало, да и те сейчас почти все спали. «Клара Цеткин» шла из Астрахани в Горький. Начинался второй день пути.
Я сидел в читальном салоне за шахматным столиком. Мой противник, толстоватый очкастый паренек из соседней каюты, обстоятельно и неторопливо загонял в угол моего короля.
Тихо щелкнула ручка и открылась дверь. Я оторвался от унылого созерцания шахматных фигур и глянул на вошедшего.
Вошедшему было лет десять. Он прошелся между одетых в парусиновые чехлы тяжелых кресел, словно укротитель среди белых медведей. На трикотажной разноцветной безрукавке позвякивали друг о друга два каких-то значка.
Было похоже, что он только проснулся. Припухшие после сна губы, слегка взъерошенные рыжеватые волосы. И еще родинка на правой щеке. Казалось, арбузное семечко попало ему на подушку и прилипло к щеке во время сна.
На лице у мальчишки было написано: «Ох и скучища, товарищи…» А в серых глазах бегали искорки: «Что придумать, чтобы скучищи не было?»
Он подошел к нашему столику, независимо покачался на одной ноге, сунув руки в карманы узких полотняных брючек (таких мятых, что ноги были похожи на противогазные трубки). Зачем-то потрогал белую горошину на головке моего черного загнанного в засаду ферзя. Зевнул и сказал:
— Королева — хвост налево…
Это ядовитое замечание доконало меня. Я сдался. Смешал фигуры и стал смотреть в окно.
Пасмурное небо висело над пологими, заросшими ивняком берегами Нижней Волги. Ветер гнал серую рябь.
Подниматься на палубу не хотелось. Но делать было нечего, я вышел. Сразу налетел ветер. Пришлось уйти на корму, но там, в укрытии, толклись комары. Обрадовавшись долгожданному завтраку, они взялись за меня с таким энтузиазмом, что я немедленно осознал преимущества ветреной погоды. И поспешил на нос.
На носу маячила разноцветная безрукавка мальчишки. Он стоял коленями на скамейке, опираясь грудью на планшир. Выдергивал из общей тетради листы, быстро сворачивал голубей и пускал за борт.
Голубь взмывал вверх и, подхваченный потоком ветра, уносился к корме.
Мальчик обернулся, прищурился и спросил:
— На корме комары, да?
Значит, он успел побывать и там!
Желая отомстить за ехидные слова о моей королеве, я заметил:
— Между прочим, за борт мусор бросать запрещается.
Он взглянул быстро и настороженно: шутка это или вмешательство взрослого в его мальчишечьи дела?
Я больше ничего не сказал. Он подождал и объяснил:
— Это ведь не мусор. Это же голуби. — Подумал и добавил: — Обрывки-то я в карман сую… Подумаешь…
— Ладно уж, — сказал я, — Пошутить нельзя…
Он сразу успокоился. Но больше голубей не делал. Положил раскрытую тетрадку на планшир, прижал ее угол локтем, перегнулся через поручни и стал смотреть в воду.
Я стоял рядом и тоже смотрел в воду. Белый нос теплохода, как плуг, отваливал ее в сторону желтыми пластами.
Ветер был плотный и влажный. Мальчик иногда ежился.
— Замерз ведь… — посочувствовал я.
Он сказал:
— Ни капельки… А почему вода желтая?
— От песка, наверно. Или от глины.
— А в море вода зеленая…
Ветер то беспорядочно трепал листы тетради, то начинал быстро-быстро их перелистывать. Мелькали строчки, какие-то чернильные рожицы, квадратики для игры в «морской бой». И вдруг на белом сверкнуло что-то ярко-красное.
Я придержал страницу. На ней было нарисовано нечто похожее на большую рыбу. Но конечно, это была не рыба. По красному ее боку тянулись чуть косые синие буквы:
— Что это? — спросил я.
По-моему, мальчишка немного смутился.
— Так… Вроде чертежа. Еще весной строили.
— Ракета? — догадался я.
— Ну да…
— Полетела?
— Да нет…
— А чего так?
— Да так, — вздохнул мой собеседник. — Тяжелая получилась. А горючего мало.
Он покосился, словно проверял: правда ли мне интересно? И решил рассказать.
— Мы ее клеили из картона. Один слой картона, да второй, да третий. Чтобы не разорвало. Стенки были толще пальца — Он показал мне мизинец с царапиной на суставе. — Стабилизаторы из фанеры. Николка Садков говорил: «Она как раз — авиационная». А она тяжелая оказалась. Только мы тогда еще не знали… Юрка два патрона принес от ружья, у него папа охотник. Мы их расковыряли, порох смешали с песком и в ракету. А потом нас всех обедать стали звать. В общем, не было времени…
Он помолчал и вздохнул. Видимо, начиналась печальная часть истории.
— Я еще компот не доел, а Николка под окном как заорет: «Сережка, айда запускать ракету!» Я даже косточку чуть не проглотил. Нет, пр. авда. Только она застряла…
— Это тебя Сережкой зовут?
Он кивнул.
— Только я сразу не пошел. Будто он Сережку Мотовилова зовет. А то ведь ни за что не пустят, если сразу побежишь. Ну, Николка опять давай орать про ракету. Тут все сбежались, даже малыши всякие, у нас большой двор… Мы всю малышню кое-как в укрытие загнали, за гараж…