Выбрать главу

великий Леонардо придумывал и строил летательные аппараты, У нас типичный

пример этого художник В. Е. Татлин, увлеченно строивший птицеподобные

«Летатлины».

Может показаться, что Константин Константинович несколько широко

размахнулся — преувеличил количество дарований, потребных летчику и

художнику. Та-

427

кое сомнение легко опровергнуть одним-единственным, но весьма убедительным

аргументом: всеми этими качествами в полной мере обладал он сам.

Среднее образование Арцеулов получил в Севастопольском реальном

училище. Трудно сейчас установить, почему его не отдали в гимназию, которая в

таком городе, как Севастополь, конечно же была. Не исключено, что в этом

нашли отражение определенные воззрения семьи Арцеуловых-Айвазовских — в

те годы так называемое классическое гимназическое образование вызывало

серьезные (и во многом справедливые) нарекания со стороны демократически

настроенных слоев русского общества.

В училище Арцеулов впервые начал учиться рисованию, где, по его словам,

«преподавание этой дисциплины было поставлено хорошо».

И тогда же, в возрасте тринадцати лет, он строит свой первый планер.

В письме авторам книги «Музей планеризма — Гора Клементьева» Н. П.

Лесиной и Л, П. Печерикиной в сентябре 1978 года Константин Константинович

вспоминает, что «в то время был увлечен изучением парящего полета птиц, мечтал добиться его и на планере. Из Франции я привез книги по авиации, среди

них труд Муйяра «Полет птиц без взмахов крыльями». В 1860 году Муйяр изучал

парение орлов и грифов в Марокко, Египте, на склонах Атласских Гор. И сам

построил планер».

Школьник Арцеулов мечтал.. Но, как мы видим, не только мечтал. В архиве

К. К. Арцеулова сохранился листок, датированный февралем 1975 года, на

котором он описал основные данные всех пяти построенных им планеров.

Рассказ о первом из них он начинает с «предыстории»: «постройки многих

коробчатых змеев и шаров-монгольфьеров. Из них один, склеенный из бумаги, для полета на нем человека, при наполнении сгорел. После крыльев, на которых

удались только прыжки в дюнах круглой бухты, начал строить планер.. » А вот и

о самом планере: «А-1.1904. Севастополь, Построен по типу планеров Шанюта

(американского исследователя безмоторного летания. — М. Г.). . При безветрии

удавались продленные прыжки. При испытании в качестве змея был разрушен

ветром».

428 Элементарная конструкция. Более чем скромные результаты. Но, говоря о

них, надобно помнить, что дело происходило в самом начале нашего века! Что

мало кто во всем мире достигал тогда большего! Наконец, что конструктору (он

же испытатель) планера едва исполнилось тринадцать лет! И, вспомнив все это, такой дебют невозможно назвать иначе, как весьма многообещающим.

Однако мне кажется, что ситуация, сложившаяся после разрушения планера

А-1, значительна с нравственной точки зрения еще больше, чем с, так сказать, профессионально-конструкторской: неудачный финал испытаний первого

планера оказался для его создателя своего рода пробным камнем.

На удачу большинство людей реагирует более или менее одинаково. В

неудаче ведут себя по-разному: одних она расхолаживает, заставляет, что

называется, опустить руки, другим — прибавляет воли, упорства, активного

желания преодолеть ее. Очень точно заметил писатель Леонид Зорин: «В победе

человек показывает, что он м о ж е т, в поражении — чего он с т о и т».

Нет, неудача не расхолодила юного конструктора! У этого мальчика —

характер бойца. Он тут же принимается строить второй планер:

«А-2. 1904—5 гг. Севастополь. То же, что и А-1. . .Постройка не закончена

из-за отъезда в морской корпус».

В телефильме «Дорога в облаках», поставленном режиссером Ю. А. Файтом

по сценарию Н. А. Филатовой, Константин Константинович рассказывает с

экрана о давно прошедших днях своей юности, о прочно овладевшей им любви к

авиации:

«Любовь эта у меня была как детская болезнь, которая потом, с возрастом, перешла просто в страсть. Я настолько увлекался полетами, что уже подозревал, нормален ли я. Потому что тогда, в то время, когда авиации еще не было, считали, что тот, кто думает летать, — не говоря уж о том, кто пытается,—