Выбрать главу

котором мы летали, очень немного — от силы два-три человеческих роста, но все

равно: в один момент кончилась для меня плоская жизнь в двух измерениях —

планер вывел меня в третье. Я лечу! И, сидя на узенькой дощечке-сиденье, обдуваемый встречным потоком воздуха, ощущаю полет так, как не дано его

ощутить ни в какой закрытой кабине любого другого, пусть самого

совершенного, высотного, скоростного летательного аппарата. Я — лечу!

А ведь я летел на надежном планере, сконструированном и построенном

специалистами этого дела. И выпускал меня в полет Р. А. Стасевич — опытный

инструктор, сам до того немало полетавший, владеющий методикой подготовки

молодых планеристов. Словом, я был обложен со всех сторон, как подушками, опытом и знаниями множества предшественников. И тем не менее такая сила

впечатлений!

Так попробуем представить себе, что творилось в душе юноши, который, не

имея предшественников (или,

433

что почти то же самое, зная их лишь заочно, по книжкам), только теоретически и, видимо, довольно приблизительно представляя себе, как нужно летательным

аппаратом управлять, после двух неудачных, не оторвавшихся от земли

собственных конструкций — взлетел!. Это была великая минута в жизни

Арцеулова. И в отечественной истории овладения воздушным пространством —

тоже.«На пятом полете потерпел аварию.. » Конкретная ее причина в рукописном

листке Арцеулова не названа, и установить ее сегодня вряд ли возможно.

Неожиданный порыв ветра? Ошибка управления? Любые догадки тут будут

одинаково беспочвенны. Но ведь тогда чрезвычайно большой процент всех и

всяческих попыток летать заканчивался авариями и поломками. Немало синяков

и шишек набили себе первопроходцы авиации. Это было, можно сказать, нормой: летали, падали, ломались, чинились, снова летали, снова падали. .

Об этом периоде своей личной — и не только личной — биографии

Константин Константинович рассказал очень точно и убедительно в том же

фильме «Дорога в облаках:

«Начал я летать тогда, когда авиация собственно зарождалась. Русская

авиация только-только начиналась еще. . Это было начало, а всякое начало

трудно.. Воздух не знали. Условия атмосферы были тогда мало изучены..

Поэтому занятие авиацией было очень рискованно. Многие из моих товарищей

погибли. Шли в авиацию преимущественно люди, которые были приспособлены, подготовлены к этому.. Авиация требовала не только риска и мужества, она

требовала людей, способных к творчеству. Ведь в большинстве авиаторы тогда

сами строили свои планеры, сами их конструировали, сами их испытывали, на

них летали. Ну, конечно, бывали случаи, когда это кончалось трагически, но это

был передовой отряд, который создавал авиацию, который завоевывал воздух. И, конечно, участие в этой авиации очень хорошо на меня действовало в том

отношении, что вызывало и во мне тоже, во-первых, известную, так сказать, смелость, а потом — желание творить в этой области. А каждую область двигать

вперед можно только творцам».

Характерная для Константина Константиновича деталь: слова о своей

смелости — как мы знаем, исключительной — он произнес перед киноаппаратом

очень

434

сдержанно, скромно, даже слегка запнувшись и постарался смягчить их

оговорками: «известную, так сказать. .»

Зато на словах «творить», «творцам» сделал упор, постарался их особо

акцентировать.

Так что о причинах аварии планера А-3 особенно задумываться не

приходится. Вот если б он летал долго и благополучно, так это действительно

было бы достойно немалого удивления и требовало бы более или менее внятного

объяснения.

А вот почему А-3 «не восстанавливался»—довольно ясно: Арцеулов уехал из

Отуз в Петербург в Академию художеств сдавать экзамены, на которых, как мы

знаем (и даже подозреваем причину), потерпел неудачу.

И все-таки от живописи не оторвался. Учился у известных художников —

одну зиму (1908/09 года) в Москве у К. Ф. Юона, а потом в Петербурге у Л. С.

Бакста и М. В. Добужинского. Затем поступил в студию Е. Е. Лансере, но

проработал в ней, по причинам, о которых скажем далее, всего две недели.

Художественные пристрастия молодого Арцеулова достаточно определенны: все его учителя, за исключением Юона, принадлежали к очень популярному в