454 И если у какого-нибудь летчика спрашивали: «Ты какую школу кончал?» —
и он отвечал: «Качу» — это служило рекомендацией весьма солидной.
Недаром один из таких бывших качинцев почти всерьез утверждал, что слово
«качество» происходит от слова «Кача», и при всей сомнительности этого
этимологического открытия никто из выслушавших его летчиков желания
возразить не проявил.. Ну а что, если не задаваться целью установить
происхождение слова «качество», а ограничиться более скромной целью: выяснить, откуда появилось слово «Кача»? Оказывается, в прилегающей к
Севастополю Мамашанской долине протекает ручеек, в дальнейшем
превращающийся в речушку Качу. Над этой долиной находилась зона учебных
полетов авиашколы. Отсюда — Кача. . Сама же школа располагалась в 18
километрах от Севастополя, на обрывистом, крутом берегу Черного моря.
Во время Великой Отечественной войны, когда возникла реальная угроза
оккупации Крыма, авиашкола была перебазирована на Волгу, но название
«Качинская» сохранила.
Когда отозванный с фронта прапорщик Арцеулов появился в школе, она
переживала период интенсивного развития. Учлеты (ученики-летчики) летали
одновременно на трех площадках: непосредственно на самой Каче, в
Симферополе и в местечке Бельбек.
Начав летать в школе, Арцеулов своим мастерством сразу же произвел
сильное впечатление на инструкторов, учлетов и вообще всех, кто наблюдал его
полеты.
А. К. Туманский вспомнил, что Арцеулов «летал так смело, так искусно, что
француз (прикомандированный к школе французский летчик — инструктор
Мутак. — М. Г.) не один раз хватался за голову и кричал: «Капут, капут!», но
«капут» все же не случался— было общее восхищение зрителей искусством
виртуоза».
А военный летчик, впоследствии авиаконструктор, В. П. Невдачин в письме
другу, летчику-наблюдателю и историку авиации Е. Ф. Бурче, писал:
«Константин Константинович был одним из самых искусных, культурных и
выдержанных летчиков, полет которого можно было сразу узнать по
правильным, красивым и обдуманным эволюциям».
Красиво!. Искусно!. Нет, что ни говори, а понятие «хорошо летать»
обязательно включает в себя не только грамотность и смелость, но и непременно
нечто эсте-
455
тическое! Впрочем, это, наверное, справедливо применительно к любому хорошо
выполняемому делу...
Севастопольская школа, по мнению Арцеулова, в то время «была главным
центром практической авиации, так сказать, лабораторией техники полета.
Особую роль играло отделение истребителей. Программа в этом отделении была
насыщенной: высший пилотаж, стрельба по воздушным и наземным целям —
словом, все, без чего уже тогда не мог успешно воевать истребитель. Сюда
назначались лучшие ученики, прошедшие курс школы и отделение высшего
пилотажа на самолете «Моран-Ж». Истребительное отделение было
укомплектовано самолетами «Ньюпор» типов X, XI и двумя типа XXI —
французскими)/. Последнее следует понимать в том смысле, что эти два самолета
были не только французской конструкции, но и изготовлены во Франции.
С каждым днем полеты становились все интенсивнее. А вместе с этим — вот
она, оборотная сторона медали — начало расти число происшествий: поломок, аварий и, увы, катастроф. Причем их подавляющее большинство происходило
очень похоже одно на другое: при незначительной, казалось бы, ошибке в
пилотировании самолет срывался и падал штопором до земли. . В. П. Невдачин в
письме к Е. Ф. Бурче рассказывал о случаях штопора, которые наблюдал, работая
в авиации с 1010 года мотористом, а с 1913 года — летчиком: «В 1911 году
поручик Краховецкий на Мокотовском поле в Варшавской школе авиации
перешел в штопор на самолете «Фарман-4». Самолет был разбит вдребезги.
Летчик отделался царапинами. На том же аэродроме в 1912 году летчик
Супневский со штопора разбил свой «Блерио», отделавшись небольшими
ушибами.
В Петербургском аэроклубе было несколько аналогичных случаев с
летчиками Раевским, Агафоновым и другими. Пока самолеты имели