— А что, есть основания подозревать, что она может быть и мертвой? — поинтересовался Журавлев.
— Не знаю, подозревать — это по вашей части, — пожала плечами женщина. — Но я сходила к ней на работу в столовую. В августе она брала отпуск, первого сентября должна была выйти, как раз к наплыву студентов, но так и не приступила к работе. Заведующая уже решила, что Майя ушла с работы, так как перед отпуском высказывала такие намерения, поэтому нашла другого повара.
— А с сожителем не разговаривали?
— Упаси господи! — воскликнула Щепина, непроизвольно отпрянув вместе со стулом назад. — Никогда в жизни, я его боюсь! Константин Сергеевич, мой рассказ еще не закончился, далее я расскажу про этого человека и объясню, почему я его боюсь. Он, мне кажется, очень страшен и таит в себе опасность.
Журавлев тоскливо посмотрел на настенные часы — время было половина одиннадцатого — и приготовился дальше слушать рассказ женщины.
«Ужин вновь уже остыл, Кристина нервничает, — вяло думал он. — Скоро позвонит».
— Юлия Владимировна, я вас слушаю, постарайтесь быть покороче, — предложил оперативник. — На улице уже поздно, нам надо успеть до конца разобраться с вашим делом.
— Да, да, осталось немного, — закивала женщина и стала рассказывать: — Выпала первая пороша. Константин Сергеевич, вы же, наверное, помните, что это было двадцать шестого, четыре дня назад…
— Помню, — зевнул оперативник. — С утра еще посмотрел в окно — все белым-бело, поэтому надел утепленные ботинки.
— Вот-вот, и я потянулась за теплыми сапожками в кладовку, — покивала женщина. — Кладовка наша находится за домом, одним боком примыкает к участку Шелковниковой. В тот день я только вернулась с работы, когда шла домой, замерзли ноги, да и вся продрогла, поэтому решила достать свои демисезонные сапожки, чтобы с утра одеться потеплее. Алина была уже дома, приготовила ужин и занималась учебой. На улице было уже темно, я, передав дочери пакет с продуктами, вышла из дома и, обогнув его, почти наощупь подходила к кладовке, как вдруг почувствовала, что со стороны соседнего участка кто-то отпрянул от забора и стал удаляться в глубь двора. Наша собака увязалась за мной, она тоже почувствовала человека и залаяла. Меня охватил страх, я, не дойдя до кладовки, развернулась и быстро пошла обратной дорогой. Когда проходила мимо окна дочери, меня ударило словно током! Ее окно выходит во двор с несолнечной стороны, поэтому я, решив, что стесняться некого, повесила в ее комнате только тюлевую занавеску, отложив в долгий ящик покупку плотной гардины. Но если выглянуть из-за соседнего забора рядом с нашей кладовкой, то комната дочери видна как на ладони! Это еще сильнее испугало меня, я предположила, что кто-то наблюдал за Алиной с участка Майи, а это мог быть только ее сожитель! Забежав в дом, приказала дочери потушить свет и занавесила ее окно плотным покрывалом, только после этого разрешила включить ей электричество. Узнав, что кто-то наблюдал за ней, она наотрез отказалась ночевать в своей комнате, в эту ночь мы спали вместе в одной кровати. Утром сходила за сапожками в кладовку и, прежде чем уйти, решила посмотреть, что же меня вечером так сильно испугало. Подставив деревянную тару, заглянула за забор к Майе и пришла в ужас! На другой стороне забора из нескольких бревен был сооружен штабель, откуда, скорее всего, наблюдал за Алиной этот тип! Вокруг этого штабеля на снегу были следы человека, которые вели в сторону дома соседки. Я была совершенно убита своим открытием, хотела сразу же побежать в милицию, но, немного подумав, решила повременить с этим. Я боялась быть нелепой перед милиционерами, сообщая им о том, что кто-то наблюдал за моей дочерью, надо мной посмеялись бы, как над ревнивой мамашей, тем более день выдался теплым и весь снег растаял, уничтожив улики в виде следов подошвы…
— Все? — нетерпеливо спросил Журавлев. — А почему сегодня решили прийти в милицию? Что-то изменилось?