Подъехав ближе, Мор узрел движущиеся силуэты. Ему удалось даже уловить несколько обрывков песни. Это был постоялый двор, и люди внутри проводили время за весельем — или за тем, что сходит за веселье, если вы крестьянин и большую часть времени проводите, тщательно ухаживая за капустой. После капусты что угодно покажется забавой.
Внутри находились человеческие существа, предававшиеся немудреным человеческим развлечениям вроде напиться и забыть слова песни.
Покинув родные края, Мор ни разу по-настоящему не тосковал по дому. Возможно, это объяснялось тем, что его голова была забита другими вещами. Но сейчас он впервые ощутил ноющую боль, тоску — не по месту, а по состоянию души. Ему вновь захотелось стать обычным человечком с незамысловатыми тревогами о простых вещах вроде денег и болезней других людей…
«Надо выпить, — подумал он. — От этого должно полегчать».
Сбоку от главного здания располагалась открытая конюшня, и он завел Бинки в теплую темноту, уже давшую приют трем лошадям. Развязывая котомку с кормом, Мор гадал, чувствует ли Бинки по отношению к обычным лошадям, ведущим менее сверхъестественный образ жизни, то же, что он испытывает по отношению к другим людям. Безусловно, по сравнению с остальными скакунами, настороженно разглядывающими её, она выглядела внушительно. Бинки была настоящей лошадью — об этом свидетельствовали волдыри от ручки лопаты на руках Мора, — и по сравнению с другими она казалась более реальной, чем когда бы то ни было раньше. Более материальной. Более лошадной. Чем-то слегка большим, чем жизнь.
Фактически Мор находился на грани того, чтобы вывести важное умозаключение. И очень жаль, что по пути к низкой двери постоялого двора он отвлекся. Его заинтересовала вывеска. Художник, нарисовавший её, не был особенно одаренным. Однако в линии рта и массе огненно-рыжих волос портрета «Галавы Прынцесы» безошибочно узнавалась Кели.
Он вздохнул и взялся за ручку двери. Дверь открылась. Собрание мгновенно умолкло. Все как один уставились на него тем честным деревенским взглядом, который гласит, что здесь ни за кем не заржавеет прихлопнуть вас лопатой и зарыть ваше бренное тело под кучей компоста в полнолуние.
Пожалуй, сейчас стоит приглядеться к Мору ещё раз, поскольку за последние несколько страниц он существенно изменился. Хотя коленей и локтей у него по-прежнему более чем достаточно, они, кажется, переместились на свои нормальные места. Он уже не двигался так, как будто его суставы удерживаются вместе лишь благодаря эластичным лентам. Прежде вид у него был такой, как будто он не знает вообще ничего; теперь он выглядит так, словно знает слишком много. Что-то в его глазах заставляет думать, что он видел то, чего обычные люди никогда не увидят — или, по крайней мере, никогда не увидят больше одного раза.
Появились и другие изменения. Во всем его облике есть теперь нечто, заставляющее стороннего наблюдателя подумать: причинить этому юноше неудобство будет примерно так же умно, как пнуть осиное гнездо. Себе дороже. Короче, он теперь не похож на то, что кот притащил в дом и от чего его потом стошнило.
Хозяин постоялого двора расслабил руку, которой сжимал под стойкой толстую, топорщащуюся шипами дубинку — орудие примирения. При этом он сложил лицо в гримасу, долженствующую выражать нечто вроде радостного гостеприимства, хотя получилось у него не очень похоже.
— Добрый вечер, твоя светлость, — изрек он. — Что угодно в эту холодную и морозную ночь?
— Что? — переспросил Мор, моргая от яркого света.
— Он хочет сказать, что ты будешь пить? — разъяснил сидящий у камина коротышка с крысиной физиономией.
При этом он стрельнул в Мора взглядом, напоминающим тот, который мясник бросает на поле, где стадами бродят наивные ягнята.
— А-а. Не знаю, — ответил Мор. — Здесь продаются звездные капли?
— Ни разу не слыхал о таких, светлость.
Мор огляделся, рассматривая окружающие его лица. Это были те самые люди, которых принято называть солью земли. То есть суровые, квадратные и вредные для вашего здоровья. Но Мор был слишком занят своими мыслями, чтобы заметить это.
— В таком случае что предпочитают пить твои гости?
Хозяин скосил глаза на своих клиентов — ловкий трюк, учитывая, что клиенты находились прямо напротив него.