Кое-кто из стоящих рядом с Ребеккой людей убеждал постовых пропустить людей с Востока. Постовые не отвечали. К толпе вышел офицер и попытался объяснить, что пока нет никаких новых правил пересечения границы с противоположной стороны. Им никто не верил: они видели все по телевизору.
Напор толпы был неудержим, и постепенно Ребекка в общем потоке пересекла белую линию и фактически оказалась в Восточном Берлине. Пограничники выглядели беспомощными.
Вскоре они скрылись за воротами. Ребекка была поражена. Восточногерманские солдаты обычно не отступали перед толпой: они сдерживали ее, прибегая по необходимости к любым жестоким средствам.
Пограничники ушли с перекрестка, а толпа продолжала напирать. Свободное пространство между стенами с обеих сторон перегораживала внутренняя поперечная стена, так что проникнуть между ними не было возможности. К удивлению Ребекки, двое смельчаков взобрались на стену и сели на бетонные плиты с закругленными верхними краями.
Пограничники подошли ближе к ним и попросили:
— Пожалуйста, слезьте.
Те вежливо отказались.
У Ребекки сильно билось сердце. Те, кто залез на стену — и сама Ребекка, — находились на территории Восточного Берлина и могли быть застрелены пограничниками за незаконное пересечение границы, как были застрелены многие другие за последние двадцать восемь лет.
Но никакая стрельба не велась. На стену в различных местах забрались еще несколько человек и сидели наверху, свесив ноги и выражая открытое неповиновение пограничникам.
А те вернулись на свои места за воротами.
Их действия вызывали недоумение. По коммунистическим стандартам это было нарушением порядка, анархия. Но никто не вмешивался.
Ребекка вспомнила то воскресенье в августе 1961 года, когда ей было тридцать лет и она вышла из дома, направляясь в Западный Берлин, и увидела колючую проволоку на всех пунктах пересечения границы. Это препятствие оставалось на месте в течение половины ее жизни. Неужели эта эра наконец завершается? Она всем сердцем хотела этого.
Толпа сейчас выражала открытое пренебрежение к стене, пограничникам и восточногерманскому режиму. И поведение пограничников меняется. Ребекка это видела. Некоторые из них разговаривали с демонстрантами, что запрещалось. Кто-то из толпы сорвал фуражку с головы пограничника и надел себе на голову. Пограничник попросил:
— Отдайте мне ее, пожалуйста, иначе меня накажут.
Фуражку ему вернули.
Ребекка посмотрела на часы. Была почти полночь.
На восточной стороне люди вокруг Лили скандировали: «Пропустите нас! Пропустите нас!»
С западной стороны КПП доносились выкрики: «Идите к нам! Идите к нам!»
Толпа постепенно теснила пограничников к воротам, и те укрылись в своем служебном помещении.
Позади Лили толпа из десятков тысяч людей и вереница машин растянулись по всей Фридрих-штрассе и дальше, насколько хватало глаз.
Все сознавали, что ситуация опасно нестабильная. Лили опасалась, что пограничники начнут стрелять по толпе. Они не имели столько патронов, чтобы защитить себя от тысяч рассерженных людей. Но что еще они могли сделать?
В следующее мгновение все стало ясно.
Из служебного помещения вышел офицер и выкрикнул:
— Allesauf!
Сразу распахнулись все ворота.
Ожидающая толпа взревела и рванулась вперед. Лили старалась держаться ближе к своим родным, когда все устремились к воротам для машин и пешеходов. Бегом, спотыкаясь и крича от радости, люди старались быстрее прорваться через КПП. Ворота на другой стороне также были открыты. Восток встретился с Западом.
Люди плакали, обнимались, целовались. В толпе встречающих появились букеты цветов, бутылки шампанского. Крики ликования были оглушающими.
Лили посмотрела вокруг. Ее родители стояли рядом, а Каролин перед ней. Она сказала:
— Интересно, где сейчас Валли и Ребекка?
Иви Уильямс вернулась в Америку с триумфом. Ей аплодировали стоя на премьере «Кукольного дома» на Бродвее. В мрачной, интроспективной драме Ибсена идеально проявилась вдумчивая напряженность ее игры.
Когда наконец зрители устали аплодировать и вышли из театра, Дейв, Бип и их шестнадцатилетний сын Джон Ли пошли за кулисы и примкнули к толпе поклонников. В театральной уборной Иви нельзя было протолкнуться, повсюду лежали цветы, среди них стояли ведерки с бутылками охлажденного шампанского. Но, к удивлению, все молчали, никто не открывал шампанское.