МОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О НЬЮ-ЙОРКЕ
«Я хочу, чтобы вы вообразили, что поехали на восток, в Нью-Йорк, — сказала она. — Хочу, чтобы вы написали обо всем, что, по-вашему, могли бы там увидеть. Если хотите, пишите о метро. Или о Кони-Айленде. Или о фондовой бирже. Или о «Янкиз». О том, каково, по-вашему, было бы смотреть футбольный матч. Или о музеях. О чем вам угодно».
Не противясь, каждый ученик брал лист бумаги, который ему вручался. Все сразу начинали строчить. Скип вернулся на свое место, прямо у стола мисс Рубен, и взял карандаш, чтобы написать свое имя в верхнем правом углу. Единственными шумами в классе было шуршание бумаги, дыхание учеников, поскрипывание карандашей и ластиков.
Он сидел так близко к мисс Рубен, что чувствовал запах цветов, приколотых к её костюму. В душной закрытой комнате этот запах напоминал ему о ежевике. О том, каково ближе к вечеру в конце лета лежать в саду под вьющимися стеблями среди сладких и теплых ягод ежевики.
Черт возьми, а что я знаю о Нью-Йорке, подумал он. Я никогда там не был. Ездил повсюду, но никогда не заезжал так далеко на восток. Это просто чтобы заставить нас страдать. Что-то такое, чтобы заставить меня ещё сильнее устыдиться.
Я не могу этого сделать, решил он.
«Скип Стивенс, — вскоре сказала мисс Рубен. Её глаза были устремлены поверх стола прямо на него. — Почему ты не пишешь?»
Он уже отодвинул в сторону свой лист бумаги и положил карандаш. На листе не было ничего, кроме его имени и названия сочинения.
«Я не могу этого сделать, — сказал он, осев на своем стуле и избегая смотреть на неё. Его голос обратился в неразборчивое бормотание, так что он едва мог заставить его звучать. — Ничего, если я не буду писать?»
«Все остальные пишут, — сказала мисс Рубен. Обнеся свой стул вокруг стола, она наклонилась над ним со словами: — Почему ты не можешь написать о Нью-Йорке?»
«Я никогда там не был», — сказал он. Запах ежевики стал таким сильным, что он затаил дыхание. Он не смел дышать; во всем теле чувствовался жар, кожа чесалась. Он опасался, что вот-вот чихнет.
«Разве ты не можешь вообразить? — мягко сказала она ему на ухо, склонившись таким образом, чтобы говорить только ему, шепотом, который не был предназначен для слуха остальных учеников. Её голос утратил резкость. Он опустил голову и закрыл глаза. Над ним, рядом с ним, журчал и шуршал её голос. — Просто подумай, как бы это было, — сказала она, едва не касаясь губами его уха. — Разве это не было бы прекрасно?»
«Наверное, — ответил он, не смея ни поднять голову, ни открыть глаза. Да, думал он, это было бы прекрасно. Но это слишком далеко. Слишком нереально. Нет смысла озабочивать себя чем-то столь отдаленным. — Я бы хотел поехать в Нью-Йорк, — сказал он ей. — Я бы много чего хотел сделать. Но, чёрт, я знаю предел своих возможностей. Мне никогда туда не попасть. Надо быть реалистом».
«Тогда о чем бы ты хотел написать сочинение?» — спросила она.
У меня нет желания писать его хоть о чем-либо, подумал он, лежа на спине и прикрывая лицо руками. С какой стати? Куда это меня приведет? Разве я не могу найти что-нибудь приятное? Вообразить то или это, совершить воображаемое путешествие в какую-нибудь мирную, уютную страну. Он взял карандаш и задумался. Что угодно? Вообще на любую тему? И я свободен в выборе? Могу вообразить все, что пожелаю?
«Думаю, я напишу о том, что произойдет», — сказал он. Воображу то, что случится в будущем, через несколько месяцев. Даже больше: через несколько лет. Как оно получилось бы между нами. Если бы все пошло хорошо. Если бы я мог привезти обратно эти чертовы машинки и работать над ними в офисе, по вечерам, пока почти безо всяких денежных затрат не переделал бы их все, чтобы мы смогли их продать по действительно хорошей цене. Если бы она не стала действовать у меня за спиной и не сплавила бы их, а потом, когда я это обнаружил — поскольку я неизбежно должен был это обнаружить, — не сплавила бы и меня. И не положила бы этим конец всему. Так что мне остается только лежать здесь и обдумывать воображаемое сочинение.
Вот, сказал он себе, его название:
КАК МЫ СОРВАЛИ БОЛЬШОЙ КУШ НА ЯПОНСКИХ ПИШУЩИХ МАШИНКАХ. И ЧТО С НАМИ ИЗ-ЗА ЭТОГО СТАЛОСЬ
Когда «Митриасы» были бы проданы, пришел он к выводу, у нас оказалось бы достаточно денег, чтобы заинтересовать какую-нибудь из основных американских компаний по производству пишущих машинок. Мы и впрямь смогли бы представлять её, получив льготу на закупку. Может, её руководство не захотело бы выдавать новые льготы в Бойсе. Но нас это не обескуражило бы. С теми деньгами, что мы сколотили бы, можно было бы открыть заведение где-нибудь ещё. Мы могли бы работать где угодно.