Он полетел обратно в Бойсе, где взял свою машину, и поехал в Монтарио, чтобы обсудить с Сьюзан покупку этого магазинчика в Денвере. При нем были фотографии этого заведения; он показал их ей, и она согласилась, что выглядит оно очень привлекательно. И они действительно нуждались в чём-то ещё. Магазина в Монтарио им явно не хватало.
— Продавать мне свой дом в Бойсе? — спросила она. До сих пор они его сдавали, полагая, что когда-нибудь могут решить туда вернуться.
— Продавай, — сказал он. — И здесь мы тоже все продадим. Денвер слишком далеко, чтобы что-нибудь туда перевозить. В любом случае, оборудование в том заведении лучше, чем здесь у нас.
— А мы не понесем убытков, если все здесь распродадим?
— Не понесли же, когда продавали «Копировальные услуги», — сказал он.
Сьюзан кивнула.
— Значит, ты хочешь предложить свою цену на это заведение в Денвере? Я его не видела, но если ты считаешь, что это то, что нам нужно, и думаешь, что мы сможем продать здешнее наше заведение… — Она ему улыбнулась. — Предоставляю тебе решать самому.
— Я предложу свою цену, — сказал он. — Посмотрим, что из этого выйдет.
Через своего адвоката Фанкорта они предложили наследникам в Денвере двенадцать тысяч долларов за товары, оборудование, льготы на поставку, аренду и расположение. В Денвере после нескольких недель препирательств их предложение приняли.
К концу года они завершили дела по продаже «Машинописного центра Монтарио» и приняли на себя дела в Денвере. Там все ещё продолжались проволочки, поскольку магазин в Денвере — называвшийся «Колорадской компанией офисного оборудования» — представлял собой часть недвижимости, разделенной между множеством наследников. Но в конце концов все узлы распутались. Они с Сьюзан в последний раз побывали в Монтарио, а затем вступили в права собственности в Денвере. И дело с концом.
Бизнес в Денвере складывался очень хорошо, и они понимали, что если будут заниматься им достаточно долго, то получат все, чего хотят. Сьюзан мало-помалу отдалилась от магазина, и он стал руководить им сам. Он покупал то, что, по его ощущениям, могло найти сбыт, и единолично строил политику магазина; она не жаловалась на его доминирование, и оба они умели быть мягки друг к другу, когда по вечерам сходились дома. Они купили в Денвере дом, Тэффи поступила в Денверскую среднюю школу, и они начали понимать, что поступили правильно и что коренных перемен отныне, скорее всего, не последует. Они продолжат продавать в розницу пишущие машинки в Денвере и будут жить в ладу друг с другом, как оно и было, пока ничего не приключится с кем-то из них — или, если на то пошло, ничего не приключится со страной и обществом. Если миру, в котором они живут, удается себя продержать, то и они, вероятно, сумеют продержать свой магазин, дом и семью. Их сомнения в течение нескольких месяцев шли на убыль, пока не исчезли окончательно. В некий неопределенный момент их оставили последние тревоги. Они этого даже не осознали; это произошло вполне естественным образом, в какой-то из обычных рабочих дней.
Следующим летом до Брюса окольным путем дошло известие о том, Мильт Ламки умер.
У него сохранился адрес Кэти Гермес в Покателло, и они с Сьюзан написали ей. Через примерно неделю получили ответное письмо, в котором сообщались некоторые подробности его смерти.
Кэти сообщала, что он умер из-за своей брайтовой болезни. Она полагала, что этого можно было бы избежать, если бы он заботился о себе. Брюс в этом письме уловил смутную неприязнь к нему, но, возможно, и ко всем остальным, кто имел дело с Мильтом, включая даже самого Мильта. На страницах письма она несколько раз задним числом укоряла Мильта и саму себя. Мильту прежде всего следовало прекратить разъезды по своей территории. Ему надо было устроиться где-нибудь на кабинетную работу, чтобы иметь возможность ходить в туалет, когда требовалось, и отдыхать, когда требовалось. Её защищенность на этих пунктах снова и снова давала о себе знать в письме. Лучше всего было бы, если бы она смогла получить развод, после чего они с Мильтом поженились бы и устроили себе семейное гнездышко в Покателло. После того как поженились Брюс и Сьюзан, писала она, Мильт поговаривал об этом, но под конец перестал. И эта тема никогда больше не всплывала.
В остальном письмо было наполнено формальными фразами. К смерти Мильта она, похоже, отнеслась весьма прозаично.