Второй раз он проснулся от крика Салы, которой приснился очередной кошмар. Во сне она снова увидела умирающую бабушку, и мать успокаивала ее, напевая песенку, печали которой Лэрд раньше не понимал.
Любовь моя от меня далека, Там, за рекой, А река глубока.
Любимый мой позвал: «Придио, Но плыть не могу, И нет пути.
Нашла я лодку, чтоб плыть к тебе, Но холоден день, И холодно мне.
Оделась теплее, ведь было не лето, Но ночь наступила, Мне ждать до рассвета.
Солнце взошло, ночь разогнав, Лежал мой любимый, Другую обняв, Лэрд не слышал, что дальше пела мать. Он забылся сном, который и разбудил его в третий и последний раз за ночь.
Он сидел у Струящихся Вод, разлившихся в весеннем паводке, а по реке плыли плоты, и лесорубы гоняли их шестами, отталкивая друг от друга подальше. Но вдруг в небе вспыхнул огненный шар и понесся по направлению к реке. Лэрд знал, что огонь обязательно нужно остановить, он пытался крикнуть, чтобы тот остановился, но не мог издать ни звука, а огонь все приближался. Он обрушился прямо в реку, все плоты разом заполыхали, а мужчины на плотах закричали голоском Клэни и горящими факелами попадали в воду, где и утонули — и все это произошло из-за Лэрда, который не знал, что надо сказать, чтобы остановить небесный огонь.
Лэрд проснулся весь дрожа, терзаемый чувством вины из-за того, что не смог никого спасти. И вместе с тем он никак не мог понять, при чем же здесь он и в чем именно он провинился. Сверху донесся протяжный стон. Родители спали, Лэрд не стал будить их, а поднялся на второй этаж сам. Старый писарь лежал в своей постели. Кровь была на его лице, кровь залила все простыни.
— Я умираю, — прошептал он, увидев фигуру Лэрда в струящемся из окна лунном свете.
Лэрд кивнул.
— Ты умеешь читать, паренек?
Он снова кивнул. Деревня была не такой прозябающей, чтобы дети не могли ходить в школу зимой. В десять лет Лэрд уже читал не хуже любого взрослого в деревне. Сейчас ему было четырнадцать, он превращался из мальчика в мужчину, но все так же любил читать и с азартом накидывался на любые тексты, которые только удавалось раздобыть.
— Тогда возьми себе Книгу Об Открытии Звезд. Она твоя. Все твое.
— Почему именно я? — прошептал Лэрд. Наверное, старый писарь заметил, с какой завистью прошлым вечером мальчик смотрел на книги. Может, он слышал, как после ужина Лэрд декламировал «Очи Струящихся Вод» Сале и ее подружкам. Но писарь ничего не отвечал, хотя еще дышал. Какие бы у него ни были на то причины, он хотел, чтобы книга досталась Лэрду. «Книга, которая будет моей, моей собственной». Книга Об Открытии Звезд — и это на следующий день, после того как пришла боль, после того как он увидел звезду, падающую в лес за Струящимися Водами.
— Спасибо, сэр, — проговорил он и потянулся, чтобы коснуться руки старого писаря.
Позади раздался какой-то шум. Это была мать, и она смотрела на мальчика расширенными глазами.
— С чего это ему отдавать тебе свои книги? — спросила она.
Губы писаря шевельнулись, но он не издал ни звука.
— Ты еще мальчишка, — продолжала мать. — Ты ленив и любишь перечить.
«Я знаю, я ничего не заслуживаю», — сказал Лэрд про себя.
— У него, наверное, семья есть. Когда он умрет, мы отошлем книги его родным.
Писарь из последних сил яростно мотнул головой.
— Нет, — прошептал он. — Отдайте книги мальчику!
— Не умирай в моем доме, — страдальчески взмолилась мать. — О Боже, еще одна смерть под нашей крышей!
— Простите, что потревожил вас, — выдавил старый писарь. И умер.
— Зачем ты пришел сюда?! — яростно шепнула мать Лэрду. — Видишь, что ты натворил?
— Я пришел, потому что услышал, как он стонет…
— Небось полез за книгами умирающего? Тебе не стыдно?
Лэрд хотел возразить, оправдаться, но ведь даже во сне его преследовало чувство вины, разве нет? Глаза матери были похожи на глаза овцы, которая вот-вот принесет очередного ягненка, и он не осмелился стоять на своем и ввязываться в спор.
— Пора овец доить, — сказал он и, сбежав вниз по лестнице, выскочил на улицу.
Ночи стали пронизывающе холодными, и белый иней лежал на траве. Овцы уже были готовы к дойке, вот только у Лэрда все валилось из рук. На морозе пальцы быстро онемели, и даже тепло животных не согревало его.
Хотя нет, вовсе не из-за мороза неловко дрожали его руки. Это все из-за книг, которые ждали его в комнате старого писаря. Из-за трех свежих могил, рядом с которыми скоро упокоится еще одно тело.