— Берите хлеб, — сказала она им. — Вот. Не налегайте на ветчину.
Она жевала намокший кусок хлеба и наблюдала, как ест латиноамериканка.
— У тебя есть имя? — спросила Сестра.
Латиноамериканка смотрела на нее без интереса.
— Имя.
Сестра сделала в воздухе, как будто писала.
— Как тебя зовут?
Латиноамериканка была занята тем, что рвала ломтик ветчины на маленькие, на один глоток, кусочки.
— Может, она тронутая? — сказал Арти. — Понимаете, может, потеря ребёнка сделала ее тронутой? Как вы думаете, такое может быть?
— Может, — согласилась Сестра и проглотила хлеб, отдававший на вкус пеплом.
— Думаю, что она пуэрториканка, — гадала Бет. — Я собиралась заняться изучением испанского в колледже, но потом занялась музыкой.
— А что ты… — Арти запнулся.
Он слабо улыбнулся и затем улыбка пропала.
— Чем вы зарабатывали на жизнь, Бет?
— Я была секретаршей в компании Хольмхаузен по поставкам графита, на Одиннадцатой Западной. Третий этаж, угловой офис. Здание Броуорд. Я секретарша мистера Олдена, вице-президента. Я имею в виду, он был вице-президентом.
Она помолчала, пытаясь вспомнить.
— У мистера Олдена болела голова. Он попросил меня сходить через улицу в аптеку и купить ему бутылочку экседрина. Я помню… Я стояла на углу Одиннадцатой и Пятой в ожидании светофора. Парень приятной наружности спросил меня, не знаю ли я, где есть суши-ресторанчик, я сказала, что не знаю. Светофор переключился, и все стали переходить улицу. Но мне хотелось продолжить разговор с парнем, потому что он, по правде говоря, был остроумным и… Я ведь вправду не многих встречала парней, с кем бы хотелось погулять. Мы уже наполовину перешли, он посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «Меня зовут Кейт. А вас?»
Бет грустно улыбнулась и покачала головой.
— Мне так и не пришлось ему ответить. Мне запомнился громкий ревущий звук. Потом… Мне кажется, кто-то схватил меня за руку и сказал, что надо убегать. Я побежала. Я бежала, как никогда, и слышала, как кричат люди, и, наверное, я тоже кричала. Все, что я запомнила, было то, как кто-то сказал: «Она еще жива». Я обезумела. Конечно, я еще жива! Почему бы мне еще не жить? Я открыла глаза, надо мной склонились мистер Каплан и Джек.
Взгляд Бет был направлен на Сестру.
— Мы…
Мы не единственные, кто выжил после этого, а? Я имею в виду…
Не только же мы, а?
— Сомневаюсь. Те, кому это удалось, вероятно, ушли на запад, или на север, или на юг, — сказала Сестра. — Наверняка им точно не было причины идти на восток.
— Боже мой! — резко выдохнула Бет. — Моя мама и папа. Моя маленькая сестра. Они живут в Питтсбурге. Как вы думаете… Питтсбург похож на то, что здесь, а? Я имею в виду, Питтсбург может быть в порядке, правда?
Она украдкой оскалилась в улыбке, но глаза были дикими.
— Что там было бомбить в Питтсбурге, правда?
— Правда, — согласилась она и сосредоточилась на открывании банки с анчоусами маленьким ключом. Она понимала, что соленость анчоусов может вызвать жажду, но еда есть еда.
— Кто-нибудь хочет?
Она подцепила пальцем кусочек филе и положила его в рот, вкус рыбы чуть не обжег ей язык, но она проглотила ее, рассудив, что в рыбе есть то ли йод, то ли что-то еще полезное. Арти и Бет взяли по рыбке, а латиноамериканка отвернулась.
Они доели хлеб. Сестра положила оставшиеся ломтики ветчины обратно в сумку, потом вылила масло из баночки из-под анчоусов на землю, а баночку тоже положила в сумку. Ветчина и рыба могли поддержать их еще пару дней, если быть экономными. Что необходимо было сделать завтра, так это найти питье.
Они тесно сидели у костра, а за стенами выл ветер. Случайный порыв время от времени залетал внутрь здания и взметал пепел, перед тем, как утихнуть. Слышно было только завывание ветра да потрескивание костра, и Сестра загляделась на успокаивающее пламя.
— Сестра?
Она посмотрела в сторону Арти.
— Вы не будете…
Не будете против… Вы позволите мне подержать его? — с надеждой спросил он.
Она поняла, что он имеет в виду. Ни она, ни он не рассматривали его больше с тех пор, с того дня на развалинах магазина стекла Штубена. Сестра залезла в сумку, раздвинула вещи и коснулась рукой предмета, завернутого в мятую полосатую рубашку. Она вынула и развернула все еще мокрую рубашку.
В тот же момент стеклянное кольцо с пятью колосьями на ободке и драгоценными камнями внутри засверкало, затмевая свет костра. Оно сияло как огненный шар, наверно даже ярче, чем раньше. Оно билось в такт сердца, как будто жизненная энергия питала его, и нити из золота, платины и серебра казались бурлящими от света.