Мики внимательно посмотрел на своего товарища. Эдварда в школе недолюбливали, он был слишком ленивым, чтобы хорошо учиться, слишком неуклюжим для игр и слишком эгоистичным, чтобы заводить друзей. Единственным его другом был Мики, и он приходил в ярость, когда Мики проводил время с другими.
— Позову тогда Пилкинтона, — сказал Мики и направился к двери.
— Не надо, не зови, — остановил его Эдвард.
— Почему не надо? — удивленным голосом спросил Мики. — Ты же боишься.
— Я не боюсь, — неубедительно ответил Эдвард. — Просто мне надо закончить латынь.
— Закончишь, пока мы будем плавать с Пилкинтоном.
Некоторое время Эдвард упрямо смотрел на него, затем сдался:
— Ну ладно, я пойду, — сказал он нехотя.
Мики открыл дверь. В коридоре были слышны какие-то глухие звуки, доносившиеся из других частей здания, но учителей видно не было. Мики быстро проскользнул в соседнюю комнату, за ним последовал Эдвард.
— Привет, иудеи, — сказал Мики.
В этой комнате за столом сидели два мальчика и играли в карты. Они бросили взгляд на Мики и вернулись к своему занятию, не промолвив ни слова. Третий ученик, Толстяк Гринборн, был занят тем, что, по обыкновению, поедал пирог. Его мать постоянно присылала ему какую-нибудь еду.
— Привет и вам, — отозвался он дружелюбно. — Хотите пирог?
— Ради бога, Гринборн! — воскликнул Мики. — Вечно ты жрешь, как свинья.
Толстяк пожал плечами и продолжил уплетать лакомство. Он терпеливо сносил все насмешки, которыми остальные щедро осыпали его, как еврея и как толстяка, но которые, казалось, отскакивали от него, не причиняя ни малейшего беспокойства. Говорили, что его отец — богатейший человек мира; Мики подумал, что, наверное, из-за этого-то ему и все равно, кто как его обзывает.
Мики подошел к окну, открыл его и глянул вниз. Во дворе конюшен не было ни души.
— Вы что задумали? — спросил Толстяк.
— Идем купаться, — сказал Мики.
— Вас же высекут.
— Я знаю, — жалобно сказал Эдвард.
Мики сел на подоконник, перекинул ноги, перекатился на живот и осторожно опустился на покатую крышу прачечной. Он ожидал услышать треск черепицы, но крыша выдержала его вес. Сверху за ним настороженно наблюдал Эдвард.
— Давай спускайся! — сказал Мики и пошел вниз по крыше, к водосточной трубе, цепляясь за которую спустился по стене на землю. За ним последовал Эдвард.
Мики выглянул за угол прачечной. Во дворе никого не было. Не медля ни секунды, он пробежал по двору и скрылся в рощице. Он бежал, пока ему не показалось, что их уже не заметят со стороны школы, а потом остановился, чтобы передохнуть. Сзади тяжело дышал Эдвард.
— Ну вот, все у нас получилось! — сказал Мики. — Никто нас не видел.
— Нас еще могут поймать, когда мы будем возвращаться, — мрачно сказал Эдвард.
Мики усмехнулся. Эдвард, на его взгляд, был типичным англичанином, со светлыми волосами, голубыми глазами и вытянутым, похожим на кинжал, носом, широкоплечим парнем с неуклюжими движениями и без малейшего чувства стиля и вкуса. Оба они были одного возраста — шестнадцать лет, — но во всех остальных отношениях представляли собой полную противоположность. Черноволосый Мики с вьющимися кудрями и темными глазами все время тщательно следил за своим внешним видом и одеждой.
— Доверься мне, Пиластер, — сказал он. — Разве я когда-нибудь тебя подводил?
Эдвард добродушно улыбнулся. Слова Мики, казалось, его успокоили.
— Ну хорошо, пойдем.
Они пошли по едва различимой тропинке, вьющейся среди деревьев. В тени берез и вязов было прохладно, и Мики почувствовал себя лучше.
— Чем вы будете заниматься этим летом? — спросил он Эдварда.
— В августе мы обычно уезжаем в Шотландию.
— У вас там охотничий домик? — Мики осваивал жаргон представителей английской знати и знал, что в таких случаях полагается говорить «охотничий домик», даже если на самом деле речь шла о замке из пятидесяти комнат.
— Родители арендуют, — ответил Эдвард. — Но мы там не охотимся. Отец ведь у меня не увлекается охотой.
В голосе Эдварда Мики различил нотки оправдания и задумался. Он знал, что английские аристократы любят в августе охотиться на птиц, а зимой на лис. Он также знал, что аристократы не отсылают своих сыновей в эту школу. Отцы учеников Уиндфилдской школы были не графами или епископами, а предпринимателями и инженерами, а такие люди не желают попусту тратить время на охоту и стрельбу. Пиластеры были банкирами, и когда Эдвард сказал, что его отец не увлекается охотой, он, по сути, признавался в том, что принадлежит не к самому высшему классу общества.