Бай-оглы усадил сыча в своем гнезде и поставил перед ним угощение. Прежде, чем произнести хоть слово, сыч накинулся на пищу.
Тогда Бай-оглы молвил:
"Разговаривать во время угощения — добрый обычай, молчать за едой подобно животным не свойственно благородным существам".
"Говорить мне неизбежно придется, --отвечал сыч, — но у древних мудрецов была поговорка: "Сначала еда, потом — разговор". Но "раз пришел за водой, не прячь за спиной ведро". Мы узнали, что в вашем созвездии сияет в лучах счастья нежно взлелеянная ваша дочь луноликая Гунаш-бану. Признав ее достойной невестой для Куланкир-султана, сына совы Яаалак-биби, прибыл. я к вам сватом. Дайте доброжелательный ответ, я выслушаю его и отправлюсь во-свояси".
"Верно, — отвечал Бай-оглы, — дитя мое достигло брачного возраста. Я спрошу ее самое и дам вам ответ".
Филин поднялся и вышел к дочери и сказал:
"О, дитя мое, тебя полюбил Куланкир-султан, сын Япалак-биби, и прислал ко мне свата. Какой ты дашь ответ?".
Тут Гунаш-бану, как в обычае и в наше время у воспитанных девиц, поникла головой, словно говоря: "Молчание-знак согласия". Решив, что Гунаш-бану дает согласие, Бай-оглы сказал:
"Дочь моя, поистине, мечтает о замужестве".
Тут Гунаш-бану раскрыла уста и сказала:
"О, беспонятный старик, постыдитесь своей седой бороды! Разве молчание так нужно понимать? Разве таковы речи того, кто говорит ради доброго дела?".
"Осталась бы ты без головы!-воскликнул Бай-оглы.-Разве ты не знаешь, что девушка, сидящая всегда дома, скорее мужа найдет?".
Тут Гунаш-бану молвила: "Торговать с утра- в десять раз прибыльнее; посеешь поздно — потеряешь". А еще говорят: "Дело с утра на вечер не откладывают".
Бай-оглы понял, что "судьбу не прикроешь рукавом ухищрений" и, встав с места, вышел к сычу.
И сыч спросил:
"На сей раз-идите; еще раз придете, — ответ получите. У древних мудрецов была пословица: "От одного коня пыль не поднимется, а если пыль и поднимется, славы все равно не будет". И еще говорят: "Захочешь купить лошадь, посоветуйся с домашними". Я тоже соберу своих братьев и родичей, посоветуюсь с ними и дам вам ответ, что они скажут".
"В добром деле советоваться долго не надо"- возразил сыч.- Поэт Хафиз-Ширази сказал об этом: "В добром деле советоваться нет никакой нужды".
"Воля моей дочери — в ее руках", — ответил Бай-оглы.
"Если так, — сказал сыч, — дайте мне хороший ответ, а я выслушаю его и направлюсь домой".
"Разве я могу ответить не посоветовавшись?" — возразил Бай-оглы.
Знай, что в каждом новом деле нужен мастера совет. А коль нет совета в деле и отдела пользы нет".
"Да, — сказал сыч, — совет-прекрасная вещь. Всегда нужно поступать мудро. Если человек слеп и не видит источника мудрости, его вредоносность известна. Кто рыгает, хоть голоден, и делает все свои дела языком, тот считает себя богатырем. Он ест, пока можно поесть даром, в брюхе у него пусто, глаза выпучены, среди невежд он мудрец, среди мудрецов-нем, как рисунок на стене. Не советуйся, о, Бай-оглы, с ничтожными людьми и не оставляй нас на полпути".
"Я не так глуп, как тот невежда, чья проницательность хромает на обе ноги, а ест он, словно верблюд, одни колючки и репей, но болтает чрезмерно и из одного слова делает тысячу", -ответил Бай-оглы.-Сказано: "Посоветуйся со многими, а делай по-своему".
Когда сыч услышал добрую весть, сердце его развеселилось. Он отправился к Япалак-биби и рассказал ей, что у Бай-оглы есть склонность к благому делу.
А у Япалак-биби был друг ворон, по имени Шурануль-махровый цветок в глазах птиц, плут и разбойник, прожженный в делах, вороватый как кошка, мошенник, бесстыдный скупердяй, готовый лететь на всякую мертвечину, мастер делить добычу: пять частей он давал тому, кто имел право на двадцать, а пятнадцать прикарманивал.
В те времена власть в птичьем царстве принадлежала соколу по имени Мелик-Шахин. Куланкир-султан был у него наперсником. И вот сова послала Шурануля к Мелик-Шахину с радостной вестью. Шурануль, пролетев не задерживаясь все стоянки и остановки, явился к царю и, отвесив поклон, протянул ему послание совы. Мелик-Шахин, ознакомившись с содержанием письма, помедлил немного и молвил:
"Неужели надо было прислать тебя".
И ворон ответил:
"Судьба умных черна как чернила".
"О, государь, убежище мира, — продолжал ворон, — вы лишены блага разума. Если вы дурны с виду, то будь у вас даже много ума, вы не будете никому нравиться. Суфий глуп, как баран, верное слово для него — ложь. Днем и ночью у него в руках четки, его молитвы-вздорная болтовня. Но внешность его благообразна, ну, а если разума у него нет, ему горя мало. "Берет, считает за девять, дает, считает за тридцать". Или вот-сеид Азимджан: в делах истины-преграда, к обидам и мучениям он ближе всех, по хитрости и коварству — хуже сатаны, в злодействах сильнее Хамана. Следует его окунуть в воду как наседку, которая не хочет нестись. Он — неблагородный, бесстыдный, речи его — без соли. Летом он холодный, зимой-горячий. И если он пользуется почетом среди людей, то неужели же я глупее его?".