Остается мне сказать несколько слов о образе составления книги сей: подлинник поместил я при переводах и подражаниях моих для того, чтобы искусные в латинском языке имели легкий, для авторского самолюбия моего, конечно, невыгодный, но о беспристрастии моем к собственности явно свидетельствующий способ сравнения. Переводы же в прозе, по возможности точные, с примечаниями, большею частию у г-на Дасье заимствованными, присовокупил я для облегчения соображений тех из моих читателей, которые лишены преимущественного удовольствия разуметь подлинник и кои как с греческою и римскою митологиею, так и с историею их не совершенно познакомлены.
О прозаическом переводе моем предварительно сознаю, что знатокам латинского языка и даже несведущим в оном покажется он неудовлетворительным и красоты подлинника не в точном, а иногда в уродливом виде представляющим. Приняв за правило переводить мысли и выражения Горациевы почти слово в слово, не мог я наблюдать везде приличной красотам их чистоты слога и заменять точность соответственными оной витийственными оборотами. Но смею чистосердечно удостоверить, что я не имел коварного умысла представить в прозе моей Горация безобразным для того, чтоб показался он приятнейшим в стихах моих; и долгом поставляю заблаговременно предостеречь беспристрастных читателей, что в прозаических чертах должны видеть они токмо холодный силуэт сего прекрасного пиита. За неимением на нашем языке хорошего перевода покорно прошу их сличить мой с прекрасными переводами г-на Баттё на французском, а г-на Менделсона на немецком языке. Тогда только будут они в состоянии судить с некоторою основательностию, где в стихах моих имел я счастие представить Горация не в безобразном виде и где, как в оных, так наипаче в прозе, снимал с него лишь неудачный и уродливый отлепок.
В заключение скажу, что, желая искренно, по свойственному всем сочинителям чувству, чтобы представляемый мною русский Гораций был благосклонно принят читателями, почту себя весьма счастливым, если, как я объяснил вначале, даст он повод или искуснейшим пиитам нашим, или вступающим в их поприще питомцам муз исполнить удачнее меня предпринятый мною подвиг.
Могу притом удостоверить откровенно, что это будет самая лестная награда за труд мой, не весьма много, впрочем, приятности мне обещающий, ибо мало сыщет он в читателях снисходительных одобрителей попытке моей пересадить на отечественную пошву тибурский лавр, но подвергнется неминуемо строжайшему латино-русских любословов истязанию, а что истинно для меня опаснее того, принужден будет пред просвещенными знатоками выдерживать убивственное сравнение с превосходным произведением бессмертного пиита, прославившего лирою своею знаменитый Августа век.
42. ПЕВЦУ ФЕЛИЦЫ {*}
43. ВЕСНА {*}