Так бардов сонм воспел, входя в чертоги Сельмы;
Несметно множество светильников драгих,
Отъятых у врага, средь сонма возжигают.
Готовится огромный пир,
И ночь в весельи протекает.
«Но где же Клесамор?— спросил Фингал державный —
Где Морны верный брат в день радости моей?
60 Уныл, уединен,
Он дни свои влачит в долине шумной Лоры.
Но се я зрю его: он с холма к нам нисходит,
Подобен быстрому коню,
Гордящемусь своей и силой и красой,
Когда по шуму легка ветра
Товарищей своих он слышит издалече
И бурно на скаку
Блестящу возметает гриву.
Да здравствует наш друг, могущий Клесамор!
70 Почто так долго ты отсутствовал из Сельмы?»
И так воскликнул Клесамор:
«Фингал со славой возвратился!
Такою славою Комгал
Венчался в юности на бранях,
Мы часто преходили с ним
Чрез быстрые струи Каруна
В страну иноплеменных чад;
Наш меч не возвращался с боя,
Не обагренный в их крови;
80 И мира царь не веселился.
Но почто воспоминаю
Времена сражений наших?
Уж глава моя дрожаща
Сединою серебрилась,
Дряхлая рука отвыкла
Напрягать мой лук упругий,
И уж легкое насилу
Я копье подъемлю ныне.
О, когда бы возвратилась
90 Радость, дух мой ожививша,
При любезном первом взгляде
На прекрасную Моину,
Белогруду, светлооку,
Нежну чужеземну дщерь!»
— «Повеждь нам, — рек Фингал могущий, —
Печали юности твоей.
Уныние, как темна туча,
Сокрывша солнца светлый вид,
Мрачит твою стесненну душу.
100 Все мысли смутны днесь твои
На берегах шумящей Лоры.
Повеждь нам скорби юных дней
И жизни твоея печали».
«В мирно время, — отвечает Клесамор ему, —
Ко балклутским плыл стенам я белокаменным,
Ветр попутный, раздувая паруса мои,
Внес корабль мой во спокойну пристань Клутскую.
Три дня тамо Рейтамир нас угощал в пирах;
Там царя сего я видел дочь прекрасную.
110 Медочерпна чаша пиршеств обходила вкруг,
И Моину черноброву мне вручил отец.
Грудь сей девы пене шумных волн подобилась;
Взоры пламенны ровнялись с блеском ясных звезд,
Мягки кудри с чернотою перьев ворона.
Страстью мне она платила за любовь мою,
И в восторгах мое сердце наливалося.
Но внезапно к нам приходит иностранный вождь,
Восхищенный уж издавна ее прелестьми.
Ежечасно речь строптиву обращал он к нам,
120 Часто вполы извлекая свой булатный меч.
«Где, — гласил он, — где Комгал днесь пресмыкается,
Сей могущий, храбрый витязь, вождь ночных бродяг?
Знать, стремится он к Балклуте с своим воинством,
Что так гордо подымает Клесамор чело».
— «Знай, о воин! — вопреки я отвечал ему, —
Что мой дух своим лишь жаром вспламеняется;
Хоть от храбрыя дружины удален теперь,
Но без страха и средь тьмы врагов беседую.
Велеречишь ты, заставши одного меня,
130 Но мой острый при бедре меч сотрясается:
Он стремится возблистать теперь в руке моей.
Замолчи же, о Комгале, мрачный Клуты сын!»
Воскипела буйна гордость, мы сразилися,
Но он пал моей десницей. Брани громкий звук
Лишь раздался на вершинах тока клутского,
Копей тысячи блеснули супротив меня.
Я сражался, — сопостаты одолели нас.
Я пустился на шумящи волны клутские,
Над зыбями забелелись паруса мои,
140 И корабль мой рассекал уж море синее.
К брегу притекает скорбная Моина,
Взор ее прелестный слезы орошали,
Ветра раздували косы распущенны.
Вопль ее унылый издали я слышал.
В горести старался возвратиться к брегу,
Но восточны ветры, паруса раздравши,
Унесли корабль мой в бездну океана.
С той поры злосчастной я не видел боле
Ни потока клутска, ни драгой Моины.
150 Во стенах Балклуты жизнь она скончала.
Тень ее воздушну я, несчастный, видел,
Как она во мраке тишины полнощной
Вдоль шумящей Лоры близ меня неслася.
Вид ее печальный был луне подобен,
Сквозь несомы бурей облака смотрящей,
В ночь, когда нам небо сыплет снег пушистый
И земля безмолвна в мраке почивает».
«Пойте, барды! — рек Фингал. —
Пойте, в песнях возносите
160 Блеск Моининых красот,
Чрез пространство шумных вод
Легку тень ее зовите.
Пусть она на сих брегах
С сонмами красавиц нежных,
Живших средь героев прежних
В славных древности веках,
Пусть на светлых, безмятежных
Здесь почиет облаках.