Радость процвела на лице Картона.
Томные глаза он к Фингалу взводит
И вручает меч бранноносной длани:
530 Хочет, да висит в царском чертоге,
Да хранится ввек на брегах Морвена
Память храбрых дел витязя балклутска.
Брань перестает, барды мир воспели;
Рать стеснилась вся около Картона,
На копья вожди в горести склонились
Воле и словам внять его последним:
«Я исчез, о царь Морвена!
Средь цветущих дней и славы.
Чуждыя страны гробница
540 Восприемлет днесь остаток
Древня рода Рейтамира,
Горесть царствует в Балклуте;
Скорби осеняют Ратмо.
Воскреси ж мою ты память
На брегах шумящей Лоры,
Где мои витали предки,
Может быть супруг Моины
Там оплачет гроб Картона».
Речь сия пронзила сердце Клесамора:
550 Слова не промолвив, он упал на сына.
Мрачно и безмолвно войско вкруг стояло.
Ночь пришла; багрова вверх луна восшедши,
Лишь лучом кровавым поле освещала.
Рать не шевелилась, как густа дубрава,
Коей верх спокойный дремлет над Гормалом
В ночь, когда умолкнут ветры и долину
Темным покрывалом омрачает осень.
Три дни по Картоне мы струили слезы;
На четвертый вечер Клесамор скончался.
560 Оба почивают, милая Мальвина,
В злачной сей долине близ скалы кремнистой;
Бледно привиденье гроб их охраняет.
Там, когда луч солнца на скалу ударит,
Часто ловчий видит нежную Моину.
Там ее мы видим: но она, Мальвина,
Не подобна нашим девам красотою,
И ее одежды сохраняют странность.
Всё она уныла и уединенна.
Сам Фингал слезами гроб почтил Картона.
570 Повелел он бардам праздновать всегодно
В первы дни осенни день его кончины.
Барды не забыли повеленья царска
И хвалу Картона часто воспевали:
«Кто тако грозен восстает
Из океана разъяренна
И на утесист брег Морвена
Как буря осени течет?
В его деснице смерть зияет,
Сверкает пламень из очей;
580 Как скимн, он берег протекает.
Картон то, сильный царь мечей.
Враги пред ним падут рядами;
Гоня их, быстрыми шагами
На ратном поле он летит
По трупам низложенных воев,
Как нека грозна тень героев.
Но там он на скале лежит,
Сей дуб, до облак вознесенный,
Стремленьем бури низложенный.
590 Когда восстанешь ты, Картон?
Когда сквозь мрак твоей гробницы
Проникнет светлый луч денницы
И крепкий твой разгонит сон?
Из океана разъяренна
Кто тако грозен восстает
И на утесист брег Морвена
Как буря осени течет?»
Так пели барды в день печали;
С их сладким пением я глас мой съединял,
600 Душевно сетовал о смерти я Картона:
В цвету он юности и сил своих погиб.
А ты днесь где, о Клесамор!
В пространстве воздуха витаешь?
Твой сын успел ли уж забыть
Руки твоей смертельну рану?
И на прозрачных облаках
Летает ли с тобою он?
Но солнечны лучи я ощутил, Мальвина!
Оставь меня; да опочию,
610 Во сновиденьи, может быть,
Предстанут мне сии герои.
Уже, мне кажется, я слышу некий глас.
Картонову гробницу солнце
Привыкло освещать;
Я теплотой его согреюсь.
«О ты, катящеесь над нами,
Как круглый щит отцов моих!
Отколе вечными струями,
О солнце, блеск лучей твоих
620 Чрез праг востока истекает?
Где дремлешь ты во тьме ночной
И утро где воспламеняет
Светильник несгорающ твой?
Ты шествуешь в твоей прелестной
И величавой красоте;
Усеявшие свод небесный,
Сокрылись звезды в высоте.
Холодная луна бледнеет
И тонет в западных волнах;
630 Ты шествуешь одно, — кто смеет
С тобою течь на небесах?
Дубы вихрь бурный низвергает,
И гор слякается хребет;
Поднявшись, море упадает,
Луна теряет срочный свет.
Красот твоих не изменяешь,
Светильник дня! лишь ты един:
Ликуя, путь свой протекаешь,
Небес могущий исполин!